Госпожа Клио. Заходящее солнце - Сергей Дубянский

Спрыгнув на берег, Ранча остановилась.

– Пекари[24] – заключила она, разглядывая следы, – у них хорошее мясо. Идем, они где-то недалеко.

Звериная тропа проходила совсем рядом, но Ранча предпочла продираться сквозь заросли лиан и каких-то мелких деревьев с уродливо изогнутыми стволами. Наверное, они пытались дотянуться до солнца, но высокие, как башни, сейбы, и пышные караколи создали непреодолимую преграду, оставив их чахнуть в вечном полумраке.

– Куда мы идем? – спросил Найплам, – может, лучше подождать у водопоя?

– Там нужен лук или духовая трубка, иначе они просто увидят нас и убегут, поэтому… – она не успела договорить, услышав дружное многоголосое хрюканье.

Охотникам повезло – они зашли с подветренной стороны, и Найплам, никогда не видевший близко диких свиней, с интересом наблюдал, как они продолжали безбоязненно ковырять мордами влажный грунт в поисках личинок и съедобных корешков.

Стадо насчитывало голов сорок и состояло, в основном, из свинок и поросят; лишь три огромных самца с кривыми желтыми клыками бродили среди них надсмотрщиками. Найплам перевел взгляд на Ранчу, сжимавшую в руке копье. Она замерла, вытянувшись, словно молодой побег бамбука. Жадно раздувавшиеся ноздри и чуть прищуренные глаза делали ее похожей на грациозную хищную кошку; и, вообще, так она выглядела гораздо естественней, чем спускающейся по тропинке от городских стен. Тем более, сейчас на ней не было никакой одежды, кроме узкой набедренной повязки и неизменной льяуту в волосах, и это делало ее неотъемлемой частью сельвы.

Найплам так увлекся новыми впечатлениями, что сделал неверный шаг, которого оказалось достаточно, чтоб хрустнула ветка. Пекари среагировали мгновенно. Раздался пронзительный визг, и стадо бросилось врассыпную, причем, свиньи метнулись вглубь леса, а кабаны понеслись прямо на звук, явно грозивший опасностью. Найплам видел грязную, косматую тушу, вырвавшуюся вперед, голову со щелкающими раскрытыми клыками, круглые налитые кровью глаза…

– На дерево! – крикнула Ранча.

Но Найплам, как завороженный, не мог двинуться с места. Страха не было, ибо он знал, что здесь, как и в водопаде, не должен погибнуть… но с другой стороны, эти огромные клыки…

Найплам почувствовал, как Ранча толкнула его. Потеряв равновесие он очутился на земле, запутавшись в лианах, а она осталась один на один со зверем. Рука с копьем поднялась и не дрогнув, ударила кабана в лоб. Череп гулко треснул; из раны выступила кровь вместе с густой беловатой массой. Перевернувшись в воздухе, кабан упал. Потребовалось лишь мгновение, чтоб Ранча перепрыгнула на толстое полусгнившее бревно. Одна ее рука тут же схватилась за лиану, другая – за сук караколи. Еще секунда и она оказалась на недосягаемой высоте, устроившись в удобной развилке.

Запоздавшие кабаны сбавили скорость. Этого времени хватило и Найпламу, чтоб вскарабкаться на дерево. Животные остановились возле убитого сородича. Хрюкнув, обнюхали вытекающую кровь, развернулись и потрусили обратно, собирать разбежавшееся стадо. Через минуту они скрылись из вида, а в зарослях послышались визгливые голоса свиней.

Ранча подождала, пока звуки окончательно стихнут и ловко соскользнула с дерева.

– Мы могли умереть, – сообщила она буднично.

– Не могли, – Найплам тоже спустился вниз.

– А я говорю, могли. Нам повезло, что все стадо не кинулось в нашу сторону, иначе они б просто растоптали нас. У меня так умер брат, – Ранча сняла с пояса нож и присела возле туши. В данный момент свежее мясо волновало ее гораздо больше, чем судьба брата.

Найплам не стал продолжать спор, решив, что, в конце концов, наступит час, когда он сам сможет спросить Ланзона, зачем тот устроил это испытания и почему дал в попутчики именно эту женщину, такую упрямую в своих заблуждениях. И все-таки в ней было что-то, с чем жрецу пока не доводилось соприкасаться – он даже не знал, как называется это ощущение.

Кабан оказался настолько тяжелым, что даже вдвоем они не смогли вытащить его на берег, поэтому Ранча вырезала большой кусок ноги, обвязала его лианами и вскинула себе на плечи; провела рукой по лицу, случайно вымазав его кровью. Кровь тоненькой струйкой стекала, и по груди, и по ногам, превращая ее в подобие некого злого божества, но Найпламу она почему-то таковой не казалась. …Чем больше общаешься с человеком, – подумал он, – тем больше привыкаешь к нему, и никакие внешние изменения уже не способны поколебать твоего отношения, – так он сделал открытие, недоступное в одиночестве темной пещеры, где единственным собеседником мог являться Ланзон.

Дойдя до реки, Ранча сбросила ношу и снова пошла в лес.

– Ты куда? – удивился Найплам.

– Надо развести огонь. Мы не едим сырое мясо, и ты не должен его есть.

– Я, вообще, всего несколько раз ел мясо. Тогда оно выглядело, как тонкие волокнистые пластины.

– Да, такое мясо выдают в тамбо. Его сначала высушивают на солнце, и потому сохраняется оно очень долго. Мы тоже едим его, но мясо, соприкоснувшееся с огнем, гораздо лучше. Главное, чтоб нас никто не увидел, ведь мы самовольно убили пекари и не отнесли его в тамбо.

Найплам кивнул, решив в очередной раз не повторять, что Ланзон не допустит этого.

Костер пожирал толстенные сучья с такой скоростью, что Ранча едва успевала подносить новые, и совсем скоро на берегу высилась гора вспыхивающих и переливающихся углей. Тогда она завернула подготовленные куски мяса в толстые мягкие листья и сунула внутрь пышущего жаром холмика. Сизый дым тут же потянулся над рекой густым шлейфом. Ранча, наконец, уселась рядом с Найпламом, согнув колени и положив на них подбородок. Она молчала, и Найплам тоже молчал. Его мысли пытались вернуться к предстоящей встрече с Ланзоном, но при ярком дневном свете бог, запирающий по ночам Солнце, не желал вступать ни в какие беседы.

Ели они уже на плоту. Мясо, сверху покрытое корочкой, а внутри, при каждом нажатии дышащее свежей кровью, тяжелым и непривычным грузом падало в желудок, вызывая сонливость. Даже Ранча, собрав остатки трапезы в свой рваный мешок, улеглась посреди плота, раскинув руки. Она давно смыла кровь, и теперь ее тело блестело, отливая красноватым металлом – таким, из которого сделан жертвенный нож.

Поймав ассоциацию, Найплам подумал, сможет ли убить ее этим ножом, как черную ламу, если Ланзон захочет испить человеческой крови, и решил, что не сможет. Эта странная мысль требовала объяснений и глубоких раздумий, хотя чем ему еще заниматься, ведь проспав почти все время, он чувствовал себя полным сил и энергии. Усевшись на край плота, Найплам задумался: …А, собственно, зачем я иду к Ланзону? Какое мне дело до прилета Крылатого Змея?.. Смерть не пугала жреца, как и никого в стране Великого Инки, ведь каждый айлью состоит не только из людей, но и из животных, птиц и растений. Тот пекари, которого они только что съели, тоже когда-то был человеком и, скорее всего, теперь вновь возродится в прежнем облике. Весь вопрос в том, что после смерти одного, остаются многие, поддерживающие память – в этом и заключается смысл айлью. А если Крылатый Змей пройдется по земле огненным хвостом, то не останется никого.