Дом грозы - Ксюша Левина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Лишь спустя секунду, когда Фандер снова жмурится, Нимея позволяет себе улыбнуться.
* * *
Нимея осторожно берется за футболку Фандера.
– Может, лучше разрезать? – шепчет она. – А то тебе придется подниматься и…
– Режь, да. – Фандер выдыхает. – Сначала обработай, потом все пероральные средства.
– М-м… окей. Так, хорошо. – Нока трясет кистью, и ногти становятся острыми когтями. Одним она поддевает ткань, потом распарывает футболку до самого горла и приглушенно ахает.
– Все не очень? Или ты восторгаешься моим телом?
– Не очень, – шепчет Нимея и сглатывает вязкую слюну. Если раньше у Фандера и было красивое тело, его сейчас не рассмотреть из-за ран и черных синяков.
– К утру пройдет, не парься. – Фандер прикрывает глаза рукой, даже тусклый свет причиняет боль.
Нимея набирает из банки немного мази от ссадин и, закусив кончик языка, аккуратно втирает ее в кожу Фандера, от которой сразу начинает идти пар, а из его рта сквозь стиснутые зубы вырывается рычание.
– Тише-тише, котик, – шепчет она, поднимается с дивана и встает перед ним на колени, чтобы подуть на ребра.
– Почему… ты зовешь меня… котиком?
Она не отвечает, потому что снова дует на кожу. Синяки становятся багрово-красными и выглядят жутковато, а Фандеру наверняка невероятно больно, так что Нимея делает что может, облегчая его страдания.
– А… – хрипит он. – Это потому, что ты псина… а псины ненавидят… котиков?
Она смеется так, что невольно наклоняется, прислонившись лбом к боку Хардина, а он, взвыв, матерится в голос.
– Прости, прости. Очень смешно. Все. Продолжаю. Ужас, выглядит кошмарно, не хочу быть врачом.
– Жаль. У тебя хороший… потенциал. Продолжай… обещать мне… что все… будет хорошо.
Фандер выдыхает и открывает наконец глаза, отняв от них руку. Капилляры полопались, белки жутковато алеют под опухшими веками.
– Лучше?
– Жжет неимоверно, но лучше. Давай с ногой разберемся, по ощущениям, я бы ее уже ампутировал, чтоб не мучиться. Так, там был дезинфицирующий раствор, я видел. Залей им хорошенько.
Нимея кивает, хватает бутыль и щедро плещет на рану Фандера, которая сочится кровью. Сразу после этого раздается невероятный вопль, и из раны начинает хлестать кровь.
– Воды, живо! Ты что, не разбавила антисептик?
– А надо?
– Недоучка, черт, р-р-р. – Хардин снова откидывается на диван и сжимает спинку с такой силой, что ткань трещит.
– Ох… – Нимея опять усиленно дует в надежде, что это поможет, но безуспешно.
– Мажь пастой, той… черт, ну ты поняла… я надеюсь.
– Ага, да, красная такая.
– Да, красная. Нет, покажи сначала! Нет, не эта, другая. Да, эта. Мажь. Мажь… Да… – Он успокаивается, а Нимея очень быстро обрабатывает края рваной раны и украдкой поглядывает на лицо Хардина. Он стал еще бледнее за последние пару минут, если это вообще возможно.
– Надеюсь, тебе крови хватит, чтобы доказать в Имбарге, что ты маг времени? – посмеивается она.
– А ты из меня еще не всю выпустила? Удивлен.
– Эй, я хорошая медсестра. – Нимея в последний раз дует на рану и переползает к лицу Фандера. – Ну что, самое сложное?
– Почему? – Он еле шевелит губами, но находит силы на улыбку. – Сначала дай мне болеутоляющие. Уже можно.
Нимея кивает, но прежде, чем начать метаться из стороны в сторону, включает мозги и вспоминает про бутылочку, купленную в пробке. Та все еще холодная, не обманул торговец, на дне оранжевая жижа, которую Нимея выливает в высохший цветок.
– А воду где возьмешь?
– Тут туалетная комната, уже забыл? – отвечает она и идет к двери.
Нимея быстро моет бутылку и набирает туда воды. Подумав, идет за антисептиком и, отлив немного средства в колпачок, на глаз разбавляет, надеясь, что этого хватит. Потом возвращается, засыпает порошок и четыре капли болеутоляющего.
– На случай если от этого я поплыву… Все, что на лице, обрабатывай тем же, чем дыру в ноге. А синяки – дрянью, которой мазала ребра.
– А ты поплывешь?
– Да, скорее всего. Это очень сильное болеутоляющее, поэтому его нужно пить в последнюю очередь, чтобы до этого я мог тобой руководить. Так, помоги, у меня тело онемело от мази, не смогу голову поднять.
Нимея засовывает руку ему под голову и приподнимает ее, пока Фандер пьет окрасившуюся в красный жижу. Он морщится, из уголка губ стекают несколько капель, и, повинуясь сиюминутному желанию, Нимея их тут же вытирает пальцем, за что получает заинтересованный взгляд Фандера.
– Я немного опьянею, – шепчет он.
– Что?
– Просто не слушай меня. – Он откидывается назад, а рука Нимеи так и остается под его головой.
Она, кажется, целую минуту ничего не делает, просто сидит, зарывшись пальцами в его волосы, и отмечает, какие они пушистые и мягкие. И густые.
– Ты работать будешь, медсестра? – тихо спрашивает Хардин.
– Да. – Руку приходится достать, и ее обдает холодом. До этого было явно лучше. – Будет больно, готов? – Она приближается, чтобы протереть ссадины дезинфектором, но на этот раз обходится без криков боли. Фандер тянется к ее руке с зажатой в ней ваткой – видимо, средство охлаждает израненную кожу.
– Тише, котик, почти все. – Он кивает, плотно сжав губы. Одна из ран в самом их уголке, и Нимея осторожно прижимает к ней бинт с капелькой пасты.
Фандер стонет, а Нимея дует на это место.
– Тише, почти все, да? Ты же молодец. Защитил большую страшную волчицу…
Она привстает, нависая над Хардином, чтобы не касаться локтем раненых ребер. Нока обрабатывает лоб, ссадину на скуле и кожу под подбитым глазом. Она дымится, и Нимея шипит вместо Фандера, который уже не в силах даже стонать от боли.
– Ты перестала дуть. И забыла еще одну ранку на губе.
– Где? – Она приглядывается с удовлетворением, изучая на свою работу, будто лицо Фандера – ее произведение искусства.
– Вот тут. – Он поднимает руку, машет ею в воздухе, стараясь прицелиться, и палец падает на губы Нимеи, которая не успевает отстраниться.
– С ума сошел?
– Перепутал, – серьезно отвечает Фандер, – вторая попытка. Тут. – Теперь палец падает на его губы, тыча в несуществующую ранку.
– Там ничего нет.
– Уверена?
– Абсолютно.
– Присмотрись.
– Да точно.
– Пожалуйста.
– Я ничего не вижу.
– Для умирающего… – Фандер не говорит, что именно должна сделать Нимея для умирающего, но она, кажется, понимает – и зажмуривается. В груди недовольным ворочающимся маленьким зверем давно засело чувство недосказанности. А еще в ушах стоят недопонятые слова из машины про девушку, любовь, Энга и всю ту чушь, что она додумала после, но ни за что не признается.
– Спать хочу, – бессознательно хрипит он.
Нимея всхлипывает и пару раз кивает, потом тянется к пасте, увидев еще один мелкий порез над бровью, быстро обрабатывает его, дует, потому что Фандер начинает стонать.
– Тише, котик, тише, это последний.
– Руки…
– Ты не рассказал, что делать. – Она в панике смотрит на месиво, в которое превратилась его ладонь.
– Я же говорил, ты пропустила ранку…
– Паста или мазь? Паста, да?
– Мне будет очень больно.
Эта рана выглядит кошмарно. И ее явно нужно сначала обеззаразить. Нимея несмело берет колпачок с антисептиком и весь выливает на руку, а потом ласково шепчет Фандеру, что все будет хорошо. Затем быстро-быстро обрабатывает окровавленную руку.
– Тише, дружок, котик, тише.
Из-под его закрытого века стекает одна-единственная слезинка, а у Нимеи глаза застилает пеленой.
– Тише, тише…
Хардин кивает, но ему, кажется, так больно, что он даже не понимает, в какой части тела локализовалась эта боль.
– Тише.
Нимея касается подушечками пальцев его скул и гладит их.
– Тише, все закончилось, прости.
– Нет, спасибо, спасибо.
Он говорит это так тихо, что приходится приблизиться, чтобы расслышать.
– Спасибо, – повторяет он уже слишком близко, а потом болезненно выдыхает, когда губы Нимеи касаются его губ. Ей даже кажется, что она неверно поняла посыл Фандера, и Нока хочет отпрянуть,
