Буря на Волге - Алексей Салмин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Барон Штокфиш! — крикнул он, улыбаясь, довольный неожиданной находкой.
Торопливо вбежал полковник.
— Пишите приказ! Командиром сводного полка потом скажу нумер — назначаю пехотного капитана Дернова Тихона Кузьмича! Срочно полк принять, весь личный состав обмундировать и отправить на Западный фронт. Немедленно! Подпись.
Окончив неприятное дело, фон Берг закурил толстую сигару и откинулся па мягкую спинку кресла, пуская к потолку синие колечки. От удовольствия он закрыл глаза...
«Русскую землю всю заберем, весь русский скот на работу пошлем... И наша Германия, действительно, будет самой великой страной в мире».
Мысли его были прерваны полковником, вошедшим с бумагами на подпись.
Получив приказ, полковое начальство забегало, заторопилось. Солдатам раздавали обмундирование. Артельщики вели заготовку продуктов на дорогу. Писаря строчили приказы по ротам.
Чилим с Бабкиным вернулись в роту. Новый командир полка пригласил взводного и обоих вернувшихся арестантов.
— Вольно! Тебя-то, Каленов, я не буду задерживать, иди в роту, готовь все, — сказал он, взглянув на взводного.
— Слушаюсь!
Взводный вышел. Капитан встал из-за стола, закрыл дверь на задвижку.
«Ну, теперь начнет», — подумал Чилим.
Дернов вытащил портсигар, взял папиросу, громко хлопнул крышкой, постучал об нее мундштуком и снова открыл, протянув солдатам:
— Закуривайте!
Чилим с Бабкиным покраснели и переглянулись.
— Берите, берите! — ободрял капитан. — Наверное, на гауптвахте изголодались по куреву?
— Никак нет, вашскородие! Ребята угощали махоркой, — осмелившись, сказал Чилим и неуклюже вытащил папироску. Подумал: «Ловко умеет выпытывать...»
— Ну как, хорошо отдохнули?
Так точно! — ответил Чилим.
— А как кормили?
— Хорошо, вашскородие! Хлеб каждый день давали, вода тоже была.
— Который из вас Чилим?
— Я, вашскородие!
— Ну как, теперь книжечки в кустах не будешь искать?
— Никак нет, вашскородие! — сконфуженно ответил Чилим.
— Значит, интересуешься такими книжками?
— Так точно! Люблю читать, да нечего, вот и подобрал.
— А устав внутренней службы читаешь?
— Так точно!
— Ну, а в этой книжке что написано, сумеешь рассказать?
— Никак нет, не успел прочитать!
— Так,— протянул Дернов. — А до службы чем занимался?
— Весельником работал у рыбака на Волге.
— Садитесь, — капитан показал на стулья около стола.
Чилим с Бабкиным раскраснелись, как в парной.
— Долго батрачил?
— Шесть лет!
— А сколько хозяин платил?
— Пятнадцать рублей в лето.
— He жирно... — сказал капитан, стуча мундштуком папиросы о край пепельницы и пристально глядя на Чилима. — Ну, а потом что делал?
— А потом самостоятельно рыбачил.
— Много рыбы было?
— Ничего, ловил. Только хозяин дешево платил за рыбу.
— Вот как, значит, опять хозяин?
— Так точно! Опять!
— А если бы хозяина не было? Тогда как?
— Тогда было бы хорошо! — вздохнул взмокший Чилим.
— Ну, а в книжечке-то что все-таки написано, которую ты читал?
— Ей-богу, вашскородие, не читал, — намереваясь вскочить, произнес Чилим.
— Не прикидывайся, и серьезно спрашиваю.
— А я правду говорю.
— Значит, не успел?
— Так точно.
— А хочешь почитать?
— Нет, благодарю, теперь уж не хочу, да и читать мне времени нет.
— Почему?
— Я все время в наряде: пол мою да подметаю.
— Вот и плохо, надо честно служить, — и капитан о чем-то задумался, наморщив выпуклый лоб, а в темных его глазах Чилим заметил озорной огонек. — Ну, а твоя как фамилия? — перевел он взгляд на Бабкина.
— Бабкин, вашскородие! — вскочил Ефим.
— Сидите! — сказал капитан. — Как же это ты... Ударил господина Каленова?
— Вашскородие! Он бил меня накануне и за уши драл на занятии, вот и сейчас еще болят, а утром вскочил в одном белье, кричит, почему сапоги не вычистил, и опять в зубы. Тут и я не вытерпел...
— Легко ты отделался гауптвахтой, могло быть хуже... Чем до службы занимался?
— На Волге был, работал на землечерпалке.
— Ну, что ж, идите в роту.
— Я весь мокрый, — сказал Ефим, когда вышли из полковой канцелярии.— Это еще хуже, чем бьет...
— А знаешь что? — Чилим вопросительно посмотрел на Бабкина.
— Что?
— Он не из благородных.
— Откуда ты узнал?
— Видел, какая широкая у него рука? А пальцы все побиты, видать, из рабочих. Мне Трофим еще до службы говорил, как определять людей: «Ты, говорит, на его одежду не гляди, а гляди на руки~.
Когда Чилим с Бабкиным вернулись в казарму, там было настоящее столпотворение. Все смешалось, все бегали, торопились, складывая свои пожитки, вытряхивали из матрацев сено; за стеной казармы его подхватывал ветер, крутил и рассыпал по кустам. Солнце уже скользило по склону высокой сопки к заливу, кидая косые красные лучи на крыши казармы.
— Матвеев! — крикнул кто-то громко. — Играй вышибальный!
Матвеев присел на доски нар, ударил по струнам балалайки и забренчал камаринского, Кто-то подсвистывал, кто-то подпевал, вытанцовывая на цементном полу. Лопнув, жалобно заныла струна. Все смолкло...
— Выходи строиться!
На станции толпилось все начальство. Трещали барабаны. Играл оркестр. Паровоз дал свисток, буфера лязгнули... Все осталось позади, в вечерней дымке.
Глава одиннадцатая
Поезд быстро проскочил Маньчжурию. Последняя и самая продолжительная остановка — Харбин. Пока таможенные чиновники шарили по вагонам, заглядывая во все темные углы, искали запретный груз контрабанды, новый командир полка, он же начальник эшелона, собрал все подчиненное ему офицерство. Гурьбой они отправились в ресторацию, устраивать прощальную попойку. Солдаты, почувствовав волю, высыпали из вагонов.
— Ребята! Водка дарма! — кричал Артюшка Попов, влезая в вагон с четвертной бутылью в руке.
Другие тоже не зевали, кто тащил водку, кто закуску. Начали пробовать, угощаться. Завизжала гармошка, раздалась песня, затрещал пол под солдатскими каблуками. В это время на глаза Чилиму попался взводный Каленов.
— Убью, тварь! — кричал Чилим и, выкатив посоловелые глаза, давал под бока взводному.
— Прибавь, Васька! — кричали пьяные одновзводцы.
Подскочили фельдфебель и два ефрейтора, растащили дерущихся. Скрутили руки Чилиму и затолкнули в пустой вагон для арестованных.
Раннее утро. Солнце скользит по серым от пыли теплушкам, заглядывая сквозь щели в темные углы, радужно искрясь на обломках стекла разбитых бутылок. Набушевавшись, сваленные хмелем китайской кумышки, все спят, сбившись в кучу. А поезд катит, окутываясь облаком дыма, пробегая сибирские степные просторы и бескрайние леса.
Чилим, с трудом открыв глаза, озирался в пустом вагоне:
— Батюшки, где это я?
Понемногу, точно смутный сон, начинает всплывать в памяти вчерашний день.
— Эх, дурак я, дурак! Вот теперь изволь отвечать за эту гадину, как за порядочного начальника. Проклятая кумышка, что ты наделала!..
Заскрипели тормоза, поезд остановился. Звякнул на двери запор, и в вагон вскочил капитан, начальник эшелона. Чилим встал смирно, не смея поднять глаз.
— Вольно!
Капитан, окинув взглядом вагон, тихо опустился на деревянный ящик, спиной к железной печке.
— Дьявольски башка болит, — проворчал он, сжимая ладонями виски и опуская голову.
«Поменьше закладывать надо, вчера тоже, видно, нарезался. Нам-то уж что, с горя выпьешь...» — думал Чилим, глядя на широкие ладони капитана.
— Что ж мы с вами будем делать, Чилим? Опять у вас история... — глухо выдавил капитан, не отнимая ладоней от висков и еще ниже склонив голову. — А человек-то вы еще молодой, здоровый, сильный! Если бы приложить все это на полезное... Что вы можете заслужить вашими выходками? Дисциплинарный батальон, тюрьму, виселицу. Вот какие прелести ждут вас впереди, — капитан замолчал.
— Виноват, вашскородие! Китайская водка подгадила, — вытянувшись, сказал Чилим.
— Вот что, Чилим, расскажи-ка мне все по порядку...
— Вашскородие! — громко начал Чилим.
— Да потише ты, я не глухой... Ну, дальше.
— Так вот, когда я поехал из Вязовых, где призывался, деньжат у меня немного было. Да разошлись то дядьке, то писарю... А остальные сдуру в карты просадил. Еще и до Рузаевки не успели доехать, а я уже был чище воды. Этот Чуркин, сволочь косая, когда банк мечет, часто курит, а серебряный портсигар всегда под рукой держит, ему каждая карта видна, как в зеркале, и перетаскивать он мастер. Потом я это и сам смекнул, да уж денег-то ни гроша... А тут вша вместе с нуждой жрали меня всю дорогу больше месяца. Другие-то ветчинку на станциях покупают, гусятину кушают, а я только облизываюсь да слюнки глотаю, Вот в это время взводный и подвернулся. «Тащи-ка водки, да икры захвати на закуску». Вот, думаю, чертов порядок, без магарыча у нас совсем жить нельзя.