Геноцид армян. Полная история - Раймон Арутюн Кеворкян
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Глава 10
Мустафа Кемаль: от младотурок к строительству нации-государства
Очевидно, здесь не может быть и речи об обсуждении обширного предмета развития кемализма и формирования турецкого национального государства. Тем не менее данное исследование невозможно довести до конца без краткого изучения связи между кемализмом и движением младотурок, старательно игнорируемой официальной историографией. Не вдаваясь в создание мифа вокруг Мустафы Кемаля, эксцессы и молчание, которые раскрыл Эрик Цюрхер в своей новаторской работе, следует отметить, что сразу после возвращения в Стамбул в ноябре 1918 г. будущий турецкий лидер сблизился с младотурецкими лидерами, которым Талаат и Энвер вручили движение прежде, чем уйти в добровольное изгнание. Он присоединился к «Османлы Хюррийетпервер Авам Фиркасы» [Либеральной партии османского народа], преемнику КЕП, вместе с Али Фетхи, Гусейном Рауфом и Исмаилом Джамболатом, и сразу начал кампанию свержения правительства Ахмеда Тевфика[5137]. Он также установил отношения с Кара Кемалем, который отвечал за финансы КЕП, и Севкиятчи Рызой, который считался одним из членов-учредителей «Каракола», хотя и не было доказано, что он сотрудничал напрямую с этой подпольной организацией движения юнионистов[5138]. Во всяком случае, поборы, совершенные турецкими группами в отношении христианских деревень в регионе Самсун, не были связаны с его назначением на пост инспектора Девятой армии. Предположительно Антанта потребовала, чтобы Дамад Ферид положил конец этим нападениям, после чего у Дамада Ферида возникла идея отправить в Самсун старшего офицера, способного навести порядок, то есть того, кто мог бы призвать прекратить операции, которые были, несомненно, запланированы юнионистской сетью[5139]. Э. Цюрхер предполагает, что арест нескольких его ближайших соратников, таких как Али Фетхи (который был арестован 17 апреля), побудил его принять пост, вероятно, с одобрения «Каракола». Затем, по словам Шерефа [Чавуш-оглу], «Каракол» искал выдающуюся личность, способную возглавить сопротивление в Анатолии. Первый человек, подходящий для принятия на себя такой задачи, бывший великий визирь Ахмед Иззет, как говорят, отказался от этого предложения, прокладывая путь для выдвижения Мустафы Кемаля, которого, в частности, поддерживал д-р Эсад [Ишык], один из лидеров «Каракола»[5140]. Мустафа Кемаль, который, как известно, был юнионистом с первых дней существования движения, но не принимал никакого участия в политике геноцида, осуществляемой Талаатом и Энвером, был логическим «вторым выбором»[5141]. Но какие расчеты подвигли Дамада Ферида назначить младотурецкого инспектора в Анатолию и предоставить ему полные полномочия? Трудно себе представить, что великий визирь не знал о давних связях генерала с КЕП. Был ли он обманут своим окружением или находился под влиянием юнионистских сетей? Недооценил ли он потенциал Кемаля или он думал, что его авторитет приведет к конфликту с существующими сетями? Кажется, нет никакого удовлетворительного объяснения такому выбору, если только не предположить, что Дамад Ферид не был враждебно настроен к появлению движения сопротивления в Анатолии, даже если оно контролировалось младотурками. Он, несомненно, надеялся воспользоваться этой ситуацией, чтобы выторговать уступки у союзников во время Мирной конференции.
Во всяком случае, Конгресс в Эрзуруме, который Мустафа Кемаль созвал через два месяца после своего прибытия в Самсун 19 мая, состоялся символически 23 июля 1919 г., в годовщину революции 1908 г.[5142]. Поэтому можно с уверенностью сказать, что, учитывая остроту ситуации, генерал с самого начала оказал поддержку части юнионистского движения, которое было выведено в Анатолию, даже хотя движение не признало его своим законным лидером. По сведениям Э. Цюрхера, младотурецкие сети высказали мнение, что Кемаль обязан им своим положением и что такая беспрецедентная ситуация долго продолжаться не может. Кемаль, в свою очередь, был в курсе того, что у него не было легитимности в рамках движения юнионистов и что для того, чтобы приобрести авторитет, в котором он нуждался, ему придется постепенно устранить всех тех, кто оспаривает его власть: «Каракол» в апреле 1920 г., сторонников Энвера в 1921 г. и уцелевших юнионистских лидеров в 1926 г.[5143].
Едва завершился Конгресс в Эрзуруме, как Кемаль столкнулся с инициативой «Каракола», который, без сомнения, рассчитывал напомнить ему, что только одна эта организация была законным преемником наследия младотурок и таким образом располагала значительными военными и финансовыми средствами. В августе 1919 г. «Каракол» направил циркулярное письмо во все воинские части, в которых объявил, что у него имелись свои гражданские и военные структуры с должностными лицами, центральными штаб-квартирами и генеральным штабом.
В то время Кемалю не было известно, что организация решила использовать его в качестве подставного лица в надежде обрести более респектабельный имидж. Вероятно, с некоторым раздражением генерал узнал от Кара Васифа, главы «Каракола», что он без ведома для самого себя стал командующим главной группы, которая получала приказы из Берлина, то есть лично от Талаата[5144]. Таким образом, отказываясь подчиняться распоряжениям «Каракола», Мустафа Кемаль вступил в конфликт с членами Центрального комитета в изгнании. Таким образом, он фактически присоединился к уже существующему течению руководящих деятелей юнионистов, которые хотели освободиться от контроля старого руководства организации, которые работали под бременем своих недавних преступлений и чей авторитет был под вопросом. Можно подвести итог ситуации, сказав, что участники течения, которое объединилось вокруг М. Кемаля, хотели бы продолжить осуществление национального турецкого плана иттихада без необходимости брать на себя ответственность за зверства, совершенные его старейшинами. Стратегия сближения с большевиками, которую «Каракол» осуществил на практике в январе 1920 г., несомненно, также способствовала акцентированию разрыва между двумя националистическими движениями. В этом случае кемалисты не обязательно относились враждебно к этой политике как таковой, которая обрела конкретную форму в отступлении из Азербайджана сил во главе с Нури-пашой и Халилом [Кутом], соответственно, братом Энвера и его дядей, оставив открытым путь для Красной Армии[5145]. Эти уступки, налагаемые обстоятельствами, несомненно, были направлены на укрепление позиций Азербайджана в Москве и в то же время оставляли независимую Армению в нелегком положении накануне заключения Севрского договора. Заметное раздражение Кемаля, таким образом, было больше связано с формой, нежели с содержанием. Он, несомненно, считал недопустимым, что изгнанники продолжали оказывать влияние из-за рубежа на политику Турции и располагали организацией, которая должна была действовать, как и он, в соответствии с их прямыми указаниями. При принятии решения о роспуске «Каракола» в апреле 1920 г.[5146] Кемаль явно стремился утвердить свою власть и унифицировать националистическое движение. Делая это, он пошел на риск обидеть военных лидеров
