Земля надежды - Филиппа Грегори

Он не прекращал попыток освободиться. Он говорил с королем во дворе конюшни прехорошенького охотничьего домика, который они реквизировали на неделю. Карл собирался на охоту на одолженной лошади и был в прекрасном расположении духа. Джон проверил, хорошо ли затянута подпруга под крылом седла, и посмотрел на короля.

— Ваше величество, а теперь вы разрешите мне уехать домой?

— Можешь доехать с нами до Теобальдса, — небрежно сказал король. — Там ведь один из садов твоего отца?

— Его первый королевский сад, — сказал Джон. — Я не знал, что двор снова собирается в путь. Мы возвращаемся в Лондон?

Король улыбнулся.

— Кто знает, — таинственно сказал он. — Игра еще даже не началась, Джон. Кто знает, какие ходы еще п…предстоит сделать.

— Для меня это не игрушки, — неосторожно взорвался Джон. — Как и для всех прочих мужчин и женщин, которые втянуты во все это.

Король обратил на него холодный взгляд.

— Значит, придется тебе быть плохим игроком, — сказал он. — Мрачной пешкой. Потому что, если я готов смело рискнуть своим будущим, то я ожидаю от моих подданных, что они поставят на карту все ради меня.

Джон закусил губу.

— Особенно те, кто б…был рожден и вырос на нашей службе, — со значением добавил король.

Джон поклонился.

Остановка в Теобальдсе привела их ближе к Лондону, но не к согласию.

Почти каждый день между Теобальдсом и парламентом в Вестминстере сновали посыльные, но прогресса в переговорах не было. Король был убежден, что страна единодушно поддерживает его.

Во время путешествия на север от Дувра, во время каждой остановки к нему приносили и приводили инвалидов, и одно прикосновение королевской руки излечивало их. Каждое верноподданническое высказывание в придорожной таверне или там, где они останавливались, убеждало его, что страна за него целиком и полностью. И ни у кого не хватало смелости сказать ему, что те, кто был с ним не согласен, вряд ли ожидали, пока король проедет мимо. И никто не напомнил королю, что в каждом крупном городе он получал петиции от простолюдинов и дворянства с просьбой признать права парламента, пересмотреть состав своих советников, помириться с шотландцами и парламентом.

Из Лондона доходили слухи, что отряды лорд-мэра по воскресеньям занимались военной подготовкой и готовы были драться не на жизнь, а насмерть за свободу парламента и города Лондона.

Город был целиком за парламент и против короля — готовились к осаде, с запада и севера копали рвы. Каждый рабочий должен был копать глубокие канавы, которые окружили весь город, а женщины, девушки и даже леди видели свой патриотический долг в том, чтобы по воскресеньям и праздничным дням помогать мужчинам рыть окопы.

Волна народного энтузиазма поднялась в поддержку правого дела парламента против импульсивного, надменного и, может быть, даже католического короля. Больше всего боялись, что он приведет армию из Ирландии и что эта армия снова вернет его в столицу, силой введет римско-католическую веру в стране, освободившейся от этого проклятия меньше ста лет тому назад. Или, если король не обратится за поддержкой к ирландцам, он может пригласить французов, потому что было широко известно, что его жена открыто вербовала сторонников во французскую армию, чтобы подавить город и его защитников.

Взволнованный Лондон, хаотический и напуганный, готовился к осаде с безнадежными шансами на успех и был полон решимости принять мученическую смерть.

— Мы отправляемся в Йорк, — объявил о своем решении король.

Джон все еще ожидал, что его освободят от королевской службы.

Из-под тяжелых век король окинул взглядом всех, кто находился во дворе конюшни, седлая лошадей для поездки.

— Вы все тоже едете, — сказал он.

Джон сел в седло и протиснулся через толпу придворных поближе к королю.

— Я бы хотел поехать в Уимблдон, — хитро сказал он. — Хочу убедиться, что там все в порядке. Что все там будет готово к приезду королевы, когда она вернется домой.

Король тряхнул головой, и Джон, искоса бросив взгляд, увидел, что король сияет. Он наслаждался ощущением действия и приключения, тем, что пришел конец женственной рутине маскарадов, спектаклей и поэзии двора мирного времени.

— Сейчас не время для садов!

Он засмеялся.

— В…вперед, Традескант.

На какое-то мгновение Джон задался вопросом, что бы такое сказать, чтобы отделиться от маленького кортежа, но потом пожал плечами. В настоящее время капризом короля было держать Традесканта при себе. Но каприз пройдет, как проходят все королевские капризы. Нужно просто выждать момент, когда что-нибудь отвлечет его внимание, и тогда испросить разрешение покинуть его и получить это разрешение.

Джон натянул поводья и занял место в арьергарде королевского кортежа, медленной рысью двигавшегося по величественной аллее парка Теобальдса, посреди моря золотых нарциссов, росших между деревьями. Ему на ум пришли мысли об отце, о том, как понравилась бы отцу эта рябь, пробегавшая по золотым головкам под прохладным ветерком. Но тут же он с улыбкой понял, что, скорее всего, его отец сам приложил руку к этим посадкам. А когда король и свита выехали из парадных ворот, Джон оглянулся на аллею, обсаженную деревьями, и на море золота, омывающее их стволы, и подумал, что наследство его отца может служить стране дольше, чем наследство короля-хозяина, на которого он работал.

Когда в середине марта король и его ближайшее окружение добрались до Йорка, они обосновались в замке, а прочие придворные и приспешники расселились по постоялым дворам и тавернам в городе. Джон нашел место для ночлега на раскладной кровати на сеновале конюшни. В течение нескольких дней его никто не беспокоил, и он начал думать, что его службе королю пришел конец и он может отправляться домой. Он отправился в замок на поиски короля. Король был в своих личных покоях, вокруг валялись книги и карты.

— Прошу прощения, ваше величество, — сказал Джон, просовывая голову в дверь.

— Я не посылал за тобой, — ледяным тоном произнес король.

Джон не стал подходить ближе.

— Ваше величество, весна на дворе, — сказал он. — Прошу вас о разрешении отправиться и надзирать за посадками в садах королевы. Она любит, когда цветочные клумбы в Отлендсе выглядят красиво, и она хочет, чтобы в ее усадьбе в Уимблдоне были собственные фрукты. Там тоже скоро пора начинать посадки.

При упоминании о жене король сразу смягчился.

— Я бы очень не хотел разочаровать ее величество.

— Можешь ехать, — решил король.

Потом задумался на секунду.