Земля надежды - Филиппа Грегори
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
При упоминании о жене король сразу смягчился.
— Я бы очень не хотел разочаровать ее величество.
— Можешь ехать, — решил король.
Потом задумался на секунду.
— После того, как мы возьмем Гулль.
— Гулль, ваше величество?
Он подозвал Традесканта и жестом велел ему закрыть дверь, чтобы никто не мог их подслушать.
— Королева требует, чтобы я захватил гарнизон Гулля, — сказал он. — Чтобы у меня был сильный порт, куда союзники могли бы присылать подкрепление. Она скупила половину армий Европы, и ее брат, король Франции, тоже готов помочь нам.
Джон на секунду прикрыл глаза, подумав о французских католических войсках, выступающих против английского протестантского парламента.
— Она хочет, чтобы мы взяли для нее Гулль, — и мы это сделаем, — просто сказал король. — После этого можешь отправляться домой.
Джон упал на колено.
— Ваше величество, могу я говорить откровенно?
Король улыбнулся своей ласковой улыбкой.
— Конечно, — сказал он. — Все мои подданные могут говорить со мной откровенно, ничего не боясь. Я им отец и их единственный верный друг.
— Французская армия, католическая армия не поможет вашему делу, — серьезно сказал Джон. — В этой стране есть много мужчин и женщин, которые не разбираются во всех тонкостях вашей ссоры с парламентом, кто там прав или виноват. Но все они считают французскую армию вражеской армией. Люди будут плохо говорить о королеве, если узнают, что именно она призвала французов сражаться против ее собственного народа, против англичан. Те, кто сейчас любят вас и любят ее, не примут французскую армию. Вы потеряете их любовь и доверие.
Карл задумался с таким видом, как будто никто никогда не говорил ему подобных слов.
— Ты веришь в это, садовник Традескант?
— Я знаю этих людей, — продолжал настаивать Джон. — Это простые люди. Они не всегда понимают все тонкости, часто они не умеют читать. Но они доверяют собственным глазам. И если они увидят, что против английского парламента выступает французская армия, они сообразят, что страну хотят завоевать и что для них правильным будет сражаться против французов. Мой отец отправился с вашим другом герцогом Бекингемским воевать с французами. Годами они были нашими врагами. И деревенский люд решит, что французы хотят нас завоевать. Они будут готовы драться с ними.
— Я так на это не смотрел.
Карл выглядел нерешительным.
— Но мне нужна армия, и мне нужны боеприпасы, а в Гулле самые большие оружейные склады за пределами Лондона…
— Но это только в том случае, если вы решите начать войну, — увещевающе сказал Джон. — Оружие нужно, только если вы будете воевать. Но если вы договоритесь…
— Я стремлюсь к соглашению, — сказал король. — Я отправлял им послание за посланием, предлагая переговоры и уступки.
Джон вспомнил бурные требования королевы повесить членов парламента, прежде чем она вернется в свой город.
— Я возьму Гулль, а потом предложу уступки, — решительно сказал король.
Джон испытал то самое чувство бессилия, которое рано или поздно приучались переносить все советники короля.
— Если вы придете к соглашению, вам не нужно будет брать Гулль, — попытался он уговорить короля. — Если вы договоритесь с парламентом, страна заживет в мире, и не будет больше нужды в крепости, будь то Гулль или какой-нибудь другой форт. Не будет больше необходимости в переговорах с позиции силы.
— Она хочет, чтобы я взял Гулль, — упрямо повторил король. — И он мой. Я просто возьму то, что по праву принадлежит мне.
Традескант поклонился. Когда король начинал говорить о своих правах, продолжать разговор становилось затруднительно. По праву все во всех четырех королевствах принадлежало ему. Но на практике все эти страны управлялись посредством разнообразнейших компромиссов. И как только король начинал использовать драматический голос, к которому он прибегал в дворцовых маскарадах, и величественно вещать о своих правах, любая договоренность становилась невозможной.
— Когда мы отправляемся в Гулль? — решительно спросил Джон.
Король улыбнулся, в его глазах сверкнул остаток былого веселья.
— Я пошлю туда с визитом принца Иакова, — сказал он. — Они не смогут отказать принцу. Он поедет с пфальцграфом, своим кузеном. А я п…последую за ними. Они не могут разделить отца и сына. А как только он окажется внутри, он откроет передо мной ворота. А как только я окажусь там… — Он прищелкнул пальцами. — Город мой! Вот так — легко и мирно.
— Но что, если…
Король тряхнул головой.
— Нет. Не надо б…брюзжать, Традескант, — сказал он. — Город Гулль на моей стороне. Увидев принца Иакова, они распахнут ворота, и потом, когда мы закрепимся там, мы можем настаивать на своих условиях в переговорах с парламентом.
— Но, ваше величество…
— Можешь идти, — любезно проговорил король. — Завтра утром ты едешь со мной в Гулль.
Конечно, они выехали неторопливой рысью, позже назначенного времени. Когда они наконец добрались до небольшого взгорка перед городом, повеяло внезапным острым холодом северного весеннего дня, клонящегося к закату, и начало темнеть. Вечерело.
Король привел с собой тридцать всадников, несущих штандарты и знамена. Кроме них, короля сопровождали десять молодых дворян, Традескант и с десяток слуг.
Когда они подъехали к городу, Традескант увидел, что мощные ворота захлопнулись наглухо, и сердце его упало.
— Что такое? — спросил король.
— Проклятье, это оскорбление! — воскликнул кто-то из юношей. — Давайте подъедем к воротам и потребуем, чтобы их открыли.
— Ваше величество… — сказал Традескант, направляя лошадь поближе к королю.
Молодые придворные смотрели волком на садовника, скачущего среди них. Традескант продолжал настаивать:
— Может, нам лучше проехать мимо, так, как будто мы и не собирались вовсе заезжать сюда?
— И что в этом толку? — поинтересовался король.
— Тогда никто не сможет сказать, что английский город закрыл ворота перед вами. Город не закрывал ворота, потому что мы не собирались входить в них.
— Чепуха! — пренебрежительно произнес король.
Несколько сопровождавших его юношей рассмеялись.
— Это только научит их наглости. Отряд принца Иакова откроет нам ворота, если губернатор Гулля не желает сделать это сам.
Король снял шляпу и поскакал к городу. Часовые на стенах смотрели на него сверху, и Джон с чувством тяжелой тошноты увидел, что они небрежно нацелили на него свои луки. На него, на своего монарха, так, как будто он был самым обычным разбойником с большой дороги, приближающимся к городским стенам.