Наследие Божественной Орхидеи - Зорайда Кордова

Зная, что его семья в безопасности, что беспокоиться не о чем, Рей продолжал заниматься живописью. Он закатывал глаза, когда Маримар называла его сладким мальчиком. Она не представляла, как мощно Эдди защищал его от стервятников их мира. Иногда его беспокоила мысль, что люди хотят владеть им, приблизиться к розе на его запястье, которую он перестал прятать. Так было, когда он заперся в мастерской и не вышел, пока не закончил новую серию портретов. Флоресида наблюдает за закатом в самой отдаленной точке Соединенных Штатов. Маримар в своем ядовитом саду. Рианнон с прелестным, непрестанно меняющимся цветком на лбу.

Однажды покупательница спросила его:

– Откуда это взялось?

Она указала на цветы, растущие из горла Маримар и лба Рианнон. Она имела в виду и ту, что была у него на руке. Она хотела узнать, насколько он настоящий, аутентичный.

– Фамильное проклятие, – ответил он и подумал, что это ложь, хотя иногда ему так не казалось. Но если люди собирались рассматривать его, спрашивать и хотеть к нему прикоснуться, он мог пустить им пыль в глаза.

На той же выставке к Рею подошла молодая женщина, покупающая произведения искусства для какого-то богатого британца. Она знала, что нужно держаться от него по крайней мере в шести шагах и вытягивать руки вдоль тела, чтобы они были видны Рею. Эдди выполнил свою работу, обучив мир тому, как нужно с ним обращаться, и иногда Рею было горько, что он не сумел сделать это сам.

– Миллион долларов, – сказала она.

Рей был сбит с толку. Он стоял перед своей любимой картиной с изображением Маримар. Она смотрела в ночное небо, с которого падали звезды. Колибри, которую он нарисовал, была нарисована так реалистично, что, если человек двигался, ему казалось, что птица порхает. Максимальная цена, какую давали за его картины, – тридцать тысяч, но Эдди уверял его, что их стоимость будет только расти.

– Извините, должно быть, это ошибка.

Молодая женщина была одета в черное платье асимметричного кроя. Она огляделась и осторожно сделала к нему еще один шаг.

– Я покупаю ее для клиента, который ведет уединенный образ жизни.

– Поэтому его здесь нет?

– Меня зовут Финола Дойл. Я пыталась связаться с вашим менеджером, но, увы.

Она протянула Рею карточку из очень плотной бумаги. На ней был герб с рыцарем и львами.

– Как я и сказала. Предложение – один миллион.

Рей оглядел шумную комнату, людей, собравшихся вокруг его картин. Он создавал их бессонными, голодными ночами.

– За картину?

– За вас. – Она покраснела.

Рей издал тихий смешок. Он повертел карточку, посмотрел на Эдди в другом конце комнаты. Его серебряный рыцарь.

Рей сделал единственное, что мог. Он ушел домой, потому что, останься он еще на минуту, у него возникло бы искушение сказать «да».

Людям было мало просто смотреть на его искусство. Нет, они хотели глядеть на него. Воровать кусочки и уносить их домой. Чем более высокую позицию он занимал, тем больше людей хотело, казалось, вскрыть его до костей. Он никогда не мог дать удовлетворительного ответа про цветок на руке. Была ли это модификация, вроде тех, что проделывают с собой люди, раздваивая себе язык, чтобы шипеть, как змеи, или заостряя уши, чтобы выглядеть, как эльфы, или вживляя себе бриллианты в кожу?

Хотя это утомительно, когда тебя трогают и дергают, как куклу, через некоторое время он привык. Даже Эдди относился к нему как к игрушке.

Рей стал меньше выходить на улицу. Не отвечал на звонки. Каждое мгновение за пределами студии казалось ему временем, потраченным впустую. Создание чего-то из ничего обходилось недешево. Семь лет спустя после пожара он все еще помнил, как бабушка говорила ему об этом. За все нужно платить. У всего своя цена. Почему некоторым людям приходится платить, а другим – нет?

Взять хотя бы Эдди. Эдди был из тех богачей, у кого есть загородный дом в Коннектикуте и в Хэмптоне. Бешеные деньги были истрачены на художественное образование и на годы в Восточной Европе, куда он отправился, чтобы найти себя, хотя, надо сказать, он и без того не был потерян. Он случайно стал преподавать изобразительное искусство, в основном потому, что ему нравилось умение пользоваться цветом и оценивать других людей. Вся жизнь Эдди, когда он рассказывал о ней Рею, казалась тому лихорадочным сном. Что-то подобное он видел только в фильмах База Лурмана. Какова была плата Эдди, помимо красивого молодого любовника, которого он мог выставить на всеобщее обозрение, а потом привести домой и трахнуть?

Рею не нравилось так думать, но эти мысли возникли однажды, и он уже не мог от них отделаться. Ко всему прочему, он не мог избавиться от ощущения, что кто-то за ним наблюдает. Все началось в его новом доме, в особняке, который он купил в Гарлеме. Он стоял у себя в комнате перед окном и увидел за ним какую-то фигуру. Комната была на третьем этаже, так что там никого не должно было быть. Он убедил себя в том, что смотрит на свое отражение, но очертания были чужими. Человек был выше ростом, с длинными волосами. Рей не мог его разглядеть, солнечные лучи били в стекло.

Он отшатнулся, сердце бешено заколотилось. Воспоминание о призраках, о бестелесном духе его матери вытеснило всякую мысль об этой встрече.

Эдди, подойдя к нему сзади, положил обе руки на его сильные бицепсы, думая, что Рея одолевают творческие сомнения.

– Что-то не так?

– Ничего. Слишком долго работал.

Эдди поцеловал обнаженное плечо Рея.

– Тогда пойдем в постель.

– Еще светло, мне надо работать.

– Ты работаешь без остановки все время, как мы знакомы, малыш. Сделай перерыв. Что плохого может случиться?

Рей засмеялся, но ничего не ответил.

В следующие две ночи это повторилось. Призрак был у окна, в зеркале, в луже, попавшейся ему по пути, когда он решил проветриться. Он не видел лица, а иногда даже и тела. Один раз призрак подошел так близко, что Рей увидел направленные на него горящие глаза.

Рей позвонил Маримар, но она не ответила. Он убедил себя, что его разум воспротивился недосыпу, слишком большому количеству сигарет и обильному употреблению вина. И что она вообще может сделать, находясь за сотни миль отсюда?

Тогда он сосредоточился на живописи. Но даже в своих картинах он начал запечатлевать фигуру, которая преследовала его, – человека, похожего на негатив фотоснимка. Его внутренности словно излучали свет сверхновой. Рей нарисовал еще одну картину: черный фон, а в центре фигура человека, переливающаяся всеми цветами радуги. Еще одну – мощная вспышка света, распоровшая ночное небо.

Это были не его обычные неосюрреалистические картины в насыщенных тонах. Вряд ли они произвели бы впечатление на его агента. Хотя, если бы у вселенной было чувство юмора,