Запретные воспоминания - Людмила Мартова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Уходя, Королев оставил-таки заявление о сложении с себя полномочий заведующего хирургическим отделением, и Радецкий со вздохом вызвал к себе Валуеву, чтобы передать той бразды правления. Та появилась в его кабинете молниеносно, сверкая искусно накрашенными глазами под густыми, сильно ненатуральными ресницами и распространяя густой, тяжелый, удушающий запах духов.
– Вызывали, Владимир Николаевич? – спросила она с томным придыханием.
В своих карьерных попытках она не гнушалась ничем и намеки на свою готовность стать ближе главному врачу делала регулярно. Он все хотел сказать Валуевой, что такие, как она, вызывают у него стойкую импотенцию, но пока сдерживался. Сесть он ей не предложил.
– Вызывал, Елена Михайловна. Хочу сообщить вам, что с завтрашнего дня вы назначаетесь исполняющей обязанности заведующей отделением.
Глаза снова блеснули, словно выпуская наружу частичку внутреннего адского огня.
– В связи с чем?
– В связи с тем, что Сергей Александрович временно сложил с себя эти полномочия, а вам эта работа знакома. Вы что, возражаете?
– Нет, как я могу возражать против выполнения профессиональных обязанностей, – сказала Валуева, – конечно, я согласна. Просто это как-то… неожиданно.
Ее слова казались такими же ненатуральными, как и внешний вид.
– Идите работать, Елена Михайловна, – сухо сказал Радецкий. – Приказ я подпишу сегодня. И да, попрошу вас впредь сократить количество используемых духов. У нас медицинское учреждение, такие сильные парфюмерные запахи здесь неуместны.
– Я учту, – она снова сверкнула глазами. – И оправдаю оказанное мне доверие.
– Нет никакого доверия, Елена Михайловна. – Наверное, лучше и правильнее было промолчать, но Радецкий не мог. Эта женщина вызывала у него почти физиологическое отвращение. Господи, а ее ж теперь на оперативках регулярно видеть. Вот беда-то где. – Это производственная необходимость. И напомню вам, что назначаю вас временно исполняющей обязанности. Учтите это в планах на будущее.
– И это я тоже учту, – в ее голосе засквозил металл.
Кажется, Радецкий приобретал врага, не факт, что опасного, но точно беспринципного. Такого, который ни перед чем не остановится. Что ж, он не любил, но умел воевать.
– Идите работать, – повторил он и улыбнулся той своей особой улыбкой, которая не сулила противнику ничего хорошего.
Те, кто его хорошо знал, обычно содрогались при виде этой улыбки. Но Валуева знала его плохо, поэтому мило улыбнулась в ответ и вышла из кабинета, стуча острыми, слишком высокими для больничных коридоров каблуками. Фу, пакость какая. Он вернулся к делам, которые, казалось, никогда не заканчивались, но мысль о Валуевой почему-то сидела в голове гвоздем, мешающим нормально думать о чем-то другом. Да что с ней не так-то?
Когда-то давно, в прошлой, по нынешним меркам, жизни Радецкий был военным врачом. Пусть и недолго, но ему довелось работать в полевых госпиталях в Чечне, а еще в российском военном госпитале, сформированном на базе медицинского отряда специального назначения в Косово. Точнее, в городке Косово Поле. На какое-то время это было самое мощное лечебное учреждение в крае, и навыки военной хирургии, сильно помогающие потом в мирной жизни, он получил именно там. А еще натренировал интуицию, позволявшую выжить. И своей натренированной интуиции, точнее какой-то внутренней чуйке, позволявшей предугадывать особые неприятности, с тех пор доверял безоговорочно.
Сейчас она настойчиво пробивалась через ворох дел, требуя узнать про Елену Михайловну Валуеву побольше. Почему? Зачем? Если бы он знал. Отложив в сторону папку с неподписанными документами, Радецкий полез в социальные сети. Его аккаунты были закрытыми и предназначались только для друзей, да и вообще он там практически никогда ничего не писал, используя возможность лишь бродить по мировой паутине, читая паблики, которые были ему интересны, и общаясь с иногородними знакомыми и коллегами. Публичности он не терпел.
Однако Валуева его житейских правил, к счастью, не разделяла. Радецкий довольно быстро нашел ее аккаунты и погрузился в чтение, сам не зная, что именно собирается найти. Информация, которой она делилась, была крайне однообразной – пропущенные через фильтры фотографии, на которых Елена Михайловна улыбалась в разных позах, в том числе весьма пикантных, пикники на природе, вечеринки с друзьями и другие «элементы красивой жизни».
Смотреть на все это было неинтересно, но Радецкий упорно продолжал листать ленту, удивляясь собственному упорству. Пост, заставивший его замереть, датировался 25 июня 2016 года и был, в отличие от всех других, ностальгическим. В день общегородского выпускного Елена Михайловна выложила общую фотографию своего класса, выпустившегося из Аксеновской средней школы в 2004 году, где ее портрет, и без этого довольно узнаваемый, был обведен красным кружком. «Елена Сурикова», – гласила подпись.
Михаилом Суриковым звали офицера, добивавшегося справедливости в деле о продаже истребителей с военной базы в Аксеново и погибшего под колесами неизвестного автомобиля в 2000 году. И, судя по всему, Елена Михайловна Валуева, окончившая среднюю школу четыре года спустя, приходилась ему дочерью. И что из этого следовало?
Могла она, будучи тринадцатилетним ребенком, оказаться настолько в курсе расследования, которое вел ее отец, чтобы знать о существовании Андрея и Ираиды Нежинских? Могла ли случайно опознать в пациентке соседнего отделения Ираиду Сергеевну и спустя двадцать два года решить отомстить? Хватило бы у нее духу хладнокровно задушить старую женщину подушкой? По здравом размышлении, на все эти вопросы Радецкий мог ответить положительно. Но обвинять на их основании свою коллегу в убийстве было нельзя.
Немного подумав, он отправился в кардиохирургию, надеясь, что персонал еще не ушел домой. Ему повезло, потому что и Петранцов, и Теплицкий, и, главное, Петровская оказались на месте.
– Владимир Николаевич? – с некоторым удивлением в голосе, но при этом с ласковой улыбкой сказала Мария Степановна. – Что это вы к нам? Что-то еще случилось, на пустой лес?
Это была ее любимая, фирменная присказка. «На пустой лес» означало «не дай бог», но Петровская не любила поминать бога всуе, поэтому обходилась таким вот эвфемизмом, происхождения которого и сама не знала. Так говорила ее бабушка, вот и все.
– Нет, ничего нового, – Радецкий тоже улыбнулся, широко, открыто, как улыбался только ей. – Сильно вас сегодня следователь мучил?
– Нет, как тут вообще использовать слово «мучил», – вздохнул Петранцов. – Они пытаются установить правду, и обижаться на неудобства в такой ситуации глупо. Операции они нам не срывают, это
