Лев Троцкий и другие. Вчера, сегодня. Исторический процесс - Михаил Корабельников

Но по своему разумению я бы выделил два вида террора: «стихийный» и «организованный». Очевидно, что их весомость в разные периоды Гражданской войны была различной. Стихийный террор со стороны солдатских и матросских масс начался с первых же дней Февральской революции 1917 года. Как только эти массы получили «свободу и равенство», они тут же начали сводить счеты с ненавистным им офицерством, большая часть которого, между прочим, была настроено вполне республикански. Связывать эти спонтанные проявления агрессии с деятельностью большевиков, влияние которых на тот период было минимальным, крайне несправедливо. Застрельщиками в этом деле в гораздо большей степени были анархисты, эсеры, а также вообще безыдейные местные солдатские авторитеты, выдвинувшиеся с первых дней Февральской революции. Озверевшая солдатская толпа могла поднять на штыки кого угодно, но прежде всего – старших офицеров, генералов, бывших жандармов, царских чиновников и прочих «бывших».

После большевистского переворота подобные тенденции перекочевали и в отряды красной гвардии, еще «самостийные», не подчинявшиеся дисциплине, руководимые часто случайными командирами – выдвиженцами с авантюрными наклонностями. А где взять настоящих, ответственных командиров? Их еще надо вырастить.

Такие же тенденции в еще большей степени мы обнаруживаем и у «зеленых», и у петлюровцев. В свидетельствах того времени рисуются сцены спонтанных расстрелов бывших офицеров царской армии захватившими тот или иной город красноармейцами, среди которых преобладала крестьянская масса. Под горячую руку попадала и ненавистная простому народу «белоручная» интеллигенция, которая становится первой жертвой любых гражданских войн.

Проводились ли эти расстрелы по каким-либо «идейным» соображениям? Ни в коем случае. Часто подобные эксцессы сопровождались банальными грабежами, мародерством, что не подчиняется никакой идее, в том числе, большевистской. Скорее, это можно объяснить неким «классовым инстинктом», ненавистью простого народа к «благородным», «образованным», ненавистью деревни к городу. Когда Троцкий своими жесткими мерами и организационной работой навел, наконец, порядок в Красной Армии, проявления подобного рода спонтанного террора и мародерства резко пошли на убыль, уступив место террору организованному, проводимому преимущественно через ЧК.

С объявлением «беспощадного красного террора» в ответ на ряд террористических актов в отношении руководителей советского государства деятельность ЧК активизировалась. Тут были и систематические расстрелы явных и скрытых врагов советской власти, – а под горячую руку попадались и вовсе непричастные, – и заложничество, а также расстрелы бандитов, мародеров, спекулянтов. Карательно-охранительная политика того времени не исчерпывалась, разумеется, одними расстрелами, применялись и более «мягкие» меры воздействия. Однако было много произвольного, неоправданно жестокого, несправедливого и преступного, многое зависело от исполнителей. Но усилиями ЧК и милиции на подконтрольных Советам территориях поддерживался минимальный порядок, без которого не сможет удержаться ни одна власть.

В качестве примера тотального хаоса, паралича действующей власти и всевластия криминала можно показать «вольный город» Одессу весны 1919 г. под контролем французских союзнических войск. О положении гражданского населения в этом городе говорилось в докладе Петра (Пинхаса) Рутенберга, адресованном премьер-министру Франции Ж. Клемансо (В.Хазан, «Пинхас Рутенберг. От террориста к сионисту»). После Октябрьского переворота 1917 г. Рутенберг был посажен большевиками в Петропавловскую крепость. После освобождения он уехал в Одессу, где в середине марта 1919 г. вошел в Совет (Комитет) обороны и снабжения Одессы и Одесского района. В Комитете он занял должность заведующего отделом продовольствия, торговли, промышленности и труда. В упомянутом докладе Рутенберг представил картину того беспредела и хаоса, который ему пришлось наблюдать в Одессе:

«…Безумно растущая дороговизна, голод, холод, мрак, мор, взяточничество, грабежи, налеты, убийства, бессудные казни, смертельная жуть по ночам, отсутствие элементарной безопасности жизни даже днем. На улицах находили трупы с приложенными записками: «Труп неизвестного». Часто это были политические арестованные, вполне известные небольшевики, с которыми возродившаяся старая полиция сводила старые счеты». Далее Рутенберг пишет: «Рядом вакханалья спекулянтов, открыто и беспрепятственно творящих злое дело свое. Всех марок бандиты, переполняющие первоклассные рестораны и притоны, сорящие деньгами, назойливо-шумливо празднующие, веселящиеся, распутничающие и насильничающие на глазах у бессильной, коррумпированной власти, подозреваемой в соучастии даже с простыми налетчиками. Все это на фоне победоносной союзнической эскадры на одесском рейде и среди занявших город французских офицеров и солдат, сытых, хорошо одетых, ничем не занятых и ничего, по непонятным никому причинам, не делающих, чтобы обезопасить и облегчить элементарное существование агонизирующего русского дружественного города. А на занятой союзниками и Добровольческой армией территории Юга России имелось все: и хлеб, и топливо, и сырье, фабрики, заводы, лучшие железные дороги, водный транспорт и возможность сношения и получения недостающего из-за границы…».

Рутенберг ставил в упрек союзникам их бездействие. Однако сами французские солдаты и офицеры, распропагандированные большевиками, не очень, видимо, и стремились помогать коррумпированной местной гражданской власти и созданным ею для наведения порядка войсковым частям, которые были лишены моральной поддержки со стороны населения города.

Вот с таким хаосом и бандитским беспределом столкнулись большевики, занявшие Одессу в апреле 1919 г. после эвакуации из него союзников и частей Добровольческой армии. А по всей Украине гуляли банды «зеленых», недобитых петлюровцев, грабивших и терроризировавших население, истреблявших представителей советской власти. Бороться с ними приходилось жестокими мерами.

На совести ЧК были и массовые расстрелы, производимые в отдельные эпизоды Гражданской войны, например, крымские расстрелы 1921 г., эксцессы политики «расказачивания» и т. д. Однако в подобных случаях ЧК только выполняло директивы высшего руководства.

Карательная политика советской власти, как принято говорить в политкорректном мире, значительно превышала масштабы необходимой самообороны. Подобное вообще характерно для гражданских войн, где бы они ни происходили, свидетелями которых через телеэкран мы являемся чуть не ежедневно. В советское время по понятным причинам мы ничего не слышали о масштабах красного террора. Напротив, зверства приписывались белому лагерю, бандитам, интервентам, хотя конкретики было маловато. Кое-что было описано в художественной литературе: например, расстрел восставшими донскими казаками отряда Подтелкова – несколько тысяч человек – описан в «Тихом Доне» М. Шолохова.

А каково же число жертв белого террора, а также петлюровского, повстанческого, бандитского – всех тех сторон, против которых боролись большевики, в том числе, и методами террора? Об этом ни деникинские, ни британские источники не сообщают. В книге М. Веллера и А. Буровского имеются отрывочные сведения о количестве расстрелянных в государстве генерала Миллера, у Колчака, на территориях, контролируемых «Комучем», но это каждый раз десятки тысяч человек, что несопоставимо с объявленными цифрами красного террора. Думаю, что на самом деле число жертв всех видов террора со стороны лагеря противников советской власти было намного больше.

В воспоминаниях генерала Деникина, – фигура сама по себе достойная уважения, – приводятся сцены спонтанных расправ с захваченными белыми в плен красноармейцами, глумления над раненными в захваченном госпитале с выкалыванием глаз штыками и т. п. По разным оценкам боевые потери красных в Гражданскую войну составили от 663 до 702 тысяч человек; белых – от 127 до 229 тысяч. Если учесть, что Красная Армия в целом была вооружена и оснащена не хуже, чем ее противники, численно превосходила их и была руководима в основном кадровым офицерским составом, эта разница в полмиллиона душ вызывает некоторые подозрения. Возможно, она включает в себя взятых в плен и затем расстрелянных красноармейцев, не учтенных в качестве жертв белого террора?

В статье «Терроризм и коммунизм» Троцкий, в частности, пишет: «…Но чтобы дать хотя бы частичный критерий для оценки условий борьбы, напомним, что в то время как белогвардейцы совместно со своими англо-французскими союзниками расстреливают каждого без исключения коммуниста, который попадает к ним в руки, Красная Армия дарует пощаду всем без исключения пленным, в том числе и высшим офицерам». Иными словами, гуманность к противнику со стороны белогвардейцев в сравнении с кровожадностью «красных банд» несколько преувеличена. Скорее всего, в этом отношении обе стороны оказались неправы.