Лев Троцкий и другие. Вчера, сегодня. Исторический процесс - Михаил Корабельников

В статье «Терроризм и коммунизм» Троцкий, в частности, пишет: «…Но чтобы дать хотя бы частичный критерий для оценки условий борьбы, напомним, что в то время как белогвардейцы совместно со своими англо-французскими союзниками расстреливают каждого без исключения коммуниста, который попадает к ним в руки, Красная Армия дарует пощаду всем без исключения пленным, в том числе и высшим офицерам». Иными словами, гуманность к противнику со стороны белогвардейцев в сравнении с кровожадностью «красных банд» несколько преувеличена. Скорее всего, в этом отношении обе стороны оказались неправы.

Большое число красноармейцев, – по данным М. Веллера и А.Буровского – около 238 тысяч человек, – погибло в борьбе с повстанческим движением, охватившим за годы Гражданской войны в виде локальных восстаний значительную территорию Советской России – от центральных областей до Восточной Сибири. Это была жестокая война, в которой в плен, как правило, не брали. В районах, охваченных восстаниями, повстанцы уничтожали продотряды, советских и партийных работников, а также граждан, сочувствовавших советской власти.

О беспредельной жестокости повстанцев во время знаменитого Сибирского (Тобольского) восстания 1921 года поведал нам Вадим Кожинов в книге «Правда сталинских репрессий». Он, в свою очередь, ссылается на свидетельства очевидцев, представленные в книге тюменского писателя К.Я.Логунова «И сильно падает снег…».

Повстанческая власть создала свои карательные органы, – иначе и быть не могло! Приговаривались к смерти коммунисты и беспартийные советские служащие, расстреливали взятых в плен красноармейцев. Приговоренных учителей, избачей, коммунистов убивали специальными молотками с напаянными зубьями и вилами с зазубренными концами. К.Я.Логунов пишет: «Дикая ярость, невиданные зверства и жестокость – вот что отличало крестьянское восстание 1921 года. Коммунистов не расстреливают, а распиливают пилами или обливают холодной водой и замораживают. А еще разбивали дубинками черепа, заживо сжигали, вспарывали животы, набивая в брюшную полость зерно и мякину, волочили за скачущей лошадью, протыкали кольями, вилами, раскаленными пиками, разбивали молотками половые органы, топили в прорубях и колодцах».

В. Кожинов также приводит свидетельства жестокости тамбовских повстанцев (1920–1921 годы). По приказу их предводителя А. С. Антонова совсем еще юным комсомольцам, ранее участвовавшим под давлением «продотрядцев» в изъятии хлеба у зажиточных крестьян, вспарывали и набивали зерном животы.

Поэтому жертвы «массового террора» в повстанческих районах, упомянутые в книге Веллера и Буровского, – со ссылкой на данные белоэмигрантской статистики, – я бы не стал относить к невинным жертвам. Эти люди сами погибли в боестолкновениях с частями Красной Армии или помогали партизанам и бандитам, участвовали в «экзекуциях». Почему гибель сотен тысяч красноармейцев в борьбе с повстанческим движением оценивается как боевые потери, а жертвы с противостоящей им стороны – как жертвы красного террора? Это лукавая статистика.

Что же касается зверств белогвардейцев по отношению к мирному населению, то даже в наше время находятся свидетельства поведения подобного рода. Вот один из примеров. В июле 2012 года общественная палата Омской области провела опрос среди жителей на предмет реализации идеи об установке памятника Колчаку. Сам памятник уже создан, остается решить вопрос о месте его установки. В порядке обсуждения этого вопроса было документально подтверждено, что в период правления Колчака, не без его ведома, были уничтожены тысячи омичей, творились произвол и насилия над мирным населением. Вот отрывок из письма президенту Путину омички Анны Мокрушиной: «Деревню, где жили мои родичи, колчаковцы вырубили под корень. Тетку одного из прапрадедов долго коллективно насиловали, потом прикололи штыком. Колчаковцы заперли в бане четверых бабушкиных детей, к двери бани своими пиками прикололи живьем моего деда, обложили баню соломой и подожгли». Это один из многих эпизодов подобного рода. Разумеется, сегодня никто не заинтересован в проведении расследования поведения белогвардейцев на подконтрольных им территориях в годы Гражданской войны.

Заложники Гражданской войны

Пожалуй, в наибольшей степени от террора, проводимого бандитскими методами, пострадало еврейское население Украины и западных областей бывшей империи – районов его компактного проживания. Учитывая, что вопросы геноцида евреев при оценке количества жертв Гражданской войны не нашли своего отражения в цитируемой мною книге Веллера и Буровского, на этом вопросе остановлюсь подробнее.

В годы Гражданской войны волны еврейских погромов одна за другой прокатились по городам и еврейским местечкам, которые были буквально опустошены. По произведенным оценкам, – см., например, исследование А. И. Солженицына «Двести лет вместе», – только в погромах было убито, часто зверскими способами, около 200 тыс. человек. Миллион мирных жителей получили ранения и увечья; 300 тыс. еврейских детей, потеряв обоих родителей, остались сиротами и многие из них погибли от голода. Это бедствие свалилось на 4,5-миллионное еврейское население России, иначе говоря, только в погромах пострадал каждый третий из них. Если такую пропорцию распространить на все остальное население, то количество пострадавших только в погромах достигло бы 50 миллионов человек, из которых 7 миллионов были бы убиты. И все это – не считая естественных людских потерь от боевых действий, голода и болезней, неизбежных при ведении больших войн. Однако, как сказал Козьма Прутков, «такого не может быть, потому что не может быть никогда».

Это – о человеческих жертвах. Что же до материальных потерь, то таковые просто не поддаются учету. «Жидовское добро» растаскивали соседи, увозили на телегах жители окрестных деревень, а что нельзя было съесть или унести с собой, – погромщики крушили, жгли, приводили в негодность.

В городок на Черниговщине, где проживали с кучей малых детей мои дед и бабушка по материнской линии, в октябре 1919 года накануне большого еврейского праздника нагрянули деникинцы. Местные евреи, кто смог, попрятались, однако удалось это не всем. Несколько семей спрятались в каком-то подвале, и их обнаружили. Деникинцы велели «всем жидам, кто спрятался, выходить по одному», иначе в подвал бросят гранату. Сначала вышел один старик – его тут же застрелили; затем вышел молодой мужчина – его тоже застрелили. Но остальных не тронули: то ли христианская душа насытилась этими двумя, то ли патронов пожалели, а может быть, решили оставить сколько-то евреев для следующего раза.

Войдя в дом моего деда, погромщики схватили его старшую дочь одиннадцати лет. Они долго били ее, чтобы рассказала, где прячутся родители. Не добившись от ребенка признаний, они разбили посуду, порушили мебель, а заготовленные к празднику продукты, что не могли унести с собой, облили керосином. Однако поджигать не стали из опасения, что заполыхают соседние украинские хаты.

Вот картина рядового еврейского погрома, не особенно даже зверского и кровавого, коих в эти годы на Украине совершались тысячи. И эта избирательная жестокость по отношению к данному этносу превращала евреев, в целом как народ, в заложников Гражданской войны. Точно так же через 20 лет европейские евреи стали заложниками Второй мировой войны и были, – кто не смог бежать, – почти поголовно истреблены.

Отчего же все это? Отнюдь не из-за вовлечения евреев в революцию – ею была увлечена часть городской молодежи, которая составила малую долю от общей численности еврейского населения. Многие же зажиточные еврейские семьи не в меньшей степени, чем христианские, сами пострадали от большевистской власти. Правда, у всех на слуху были имена первых руководителей советского государства, часть из них, – возможно, до 20 процентов, – принадлежала этому нацменьшинству. Кроме того, евреи в немалом числе присутствовали и в руководстве Красной армии. По данным, приведенным в упомянутой выше книге А. Солженицына, в разные периоды Гражданской войны евреи назначались командующими восьми армий, ряда дивизий, присутствовали в реввоенсоветах большинства фронтов и армий, назначались комиссарами многих дивизий, командирами и комиссарами бригад, полков и отрядов, начальниками политотделов и в ряде случаев – председателями реввоентрибуналов. Среди работников ЧК также было немало евреев, – в центральном аппарате ЧК – около 10 % от общей численности, по данным на 1918 г., – но здесь из нацменьшинств пальма первенства с большим перевесом принадлежала латышам.

В первые годы советской власти национальная принадлежность человека не играла сколько-нибудь заметной роли в продвижении по карьерной лестнице как в гражданской, так и военной сферах деятельности. В обстановке всеобщей разрухи и острого кадрового дефицита людей на руководящие посты подбирали по деловым качествам и по тому, насколько им можно было доверять. В более поздние и спокойное время кадровая политика в СССР претерпела существенные изменения. Карьерный рост стал исключительной привилегией госпартноменклатуры, в ряды которой «лица еврейской национальности» категорически не допускались.