Шарада - Руслан Каштанов

Пожалуй, это было впервые, когда Дина проявила такую заинтересованность в знакомстве. Из сотен и тысяч лиц мужского пола среди своих сверстников, она никогда до этого не чувствовала такого притяжения, как к тому лицу, какое было у Тима. В нем было что-то родное, близкое и всегда понятное.

Постоянно находясь в состоянии тайного поиска потенциального жениха, она отметала каждого, кто предлагал ей открыться сердцем, или, хотя бы, тем, что находилось ниже пояса. Она редко с кем сближалась, потому что не могла позволить себе ошибиться. Она воображала себя невероятно умной, и этот несгибаемый женский ум почти всегда говорил «нет».

А теперь он говорил «да!». Да и да! Ее ум возвещал свободу рядом с этим человеком еще до момента знакомства.

Дина встала рядом с Тимом, который покуривал сигаретку, и взглянула в ту сторону, куда он смотрел. Не увидела ничего (и никого) конкретного, и тут же сказала первое, что пришло на ум. Кажется, это было нечто саркастичное. Тим обратил внимание на девушку, которая стояла около него; она была красива, и не смотрела на него пристально, как обычно это делали все остальные. Но он сразу ответил ей что-то подтверждающее ее сарказм, и она отреагировала на его слова легко и просто.

Его удивило, что ему хотелось общения с ней.

Она удивилась, что парень общителен и совсем не высокомерен, как это часто бывало. И что-то подсказало ей, что и на нем она не сможет остановить выбора в качестве своего молодого человека.

Но, как бы там ни было, прервать их диалог уже не находилось возможным.

–Я общаюсь с теми людьми, рядом с которыми мне комфортно, – говорил Дине отец. – Если бы я угодил на остров с самой продвинутой цивилизацией, какую только может представить себе человечество, но при этом там велись бредовые разговоры или пустословие, я, либо в скором времени сошел с ума, либо научился жить, как Робинзон Крузо.

Если бы обстоятельства того потребовали, Дина тоже с готовностью могла отнестись к тому, чтобы превратить свою жизнь в Робинзонаду. Но сейчас было другое – нужно было позаботиться о замужестве; Дине не хотелось разочаровать мать в своем выборе будущего спутника.

–Я не хочу, чтобы он был бабником! – говорила мать.– Твой отец никогда не был бабником! Я даже не знаю, как это, жить под одной крышей с кобелем!

Дина была равнодушна ко многим мужским качествам, в том числе, и к сексуальной нетерпимости. Ее отец никогда не изменял своей супруге, и к другим женщинам, он, чаще всего, был равнодушен. Сколько бы его не ревновала мать (которая, в итоге, признавалась, что ревность между супругами необходима, как воздух; что ревность – это доказательство дыхания любви), Дина всегда понимала, что ее отец был натурально однолюб. Он не умел флиртовать, не умел подчеркивать перед другой женщиной своих мужских качеств, на которых выезжают все пикаперы, и попросту не был способен заниматься «пустым мясотерством».

–Приятно тебе это будет слышать, или нет, – говорил он, – но я буду не я, если этого не скажу. В сексе главное чувство. Не само движение, а чувство. Хочешь, называй его любовью, хочешь, как-то еще. Но лучше, чтобы оно было. Особенно это необходимо для женщины… Если я вообще правильно понимаю женщину!

Моногамности Кирилла позавидовала бы любая девушка, страдающая от вечной ревности к своему возлюбленному, который в тайне или в открытую лез под чужую юбку. Для Дины моногамия ее избранника была нормой. Она всю жизнь прожила под одной крышей рядом с моногамным отцом. Ее душа никогда не могла бы отозваться на «гуляющего» молодого человека, который всю жизнь находится в ожидании момента того, когда он перебесится.

В отличие от Кирилла, Тим был достаточно полигамен. И это его никак не ободряло; скорее наоборот, – удручало. А когда он вдруг услышал новое для себя слово «промискуитет», то вообще впал в какое-то подобие отчаяния. Ему стало казаться, что его поиски любви, о которой он так часто мечтал, но которые всегда заканчивались парой ночей, – это ничто иное, как бесконечная смена партнеров, которая никогда не прекратится. В этом плане его юношеский максимализм проявил себя в полной мере. Он настолько накрутил себя, что готов был встать в ряды антисексуалов, или, вообще, дать что-то, вроде обеда безбрачия.

Оба молодых человека стремились любить и быть любимыми. Кирилл стремился к факту любви, как к таковому. И, со временем, он нашел ее в Дине, – нашел, и принял все таким, как оно было. Тим не был на это способен. Он готов был купаться в этом источнике, словно желая испить его до дна. Ему нужно было исследовать эту область, потому что он ничего о ней не знал. Для него не существовало любви без секса. Он и был бы рад, чтобы любовь существовала вокруг него и без сексуального удовлетворения, но этого не происходило, это казалось невозможным. Ему хотелось испытывать оргазмы разных цветов и оттенков, и он делал это, начиная с четырнадцати лет. Когда он осознал, что любовь – это нечто, что не имеет к сексу никакого отношения, он разочаровался. В первую очередь, в себе. Вслух он говорил:

–Я не шлюха!

Но думал обратное. Что больше всего ужасало его, так это то, что он не мог остановить свой бег в погоне за новыми вспышками, когда мир взрывался, переворачивался, кружился вокруг своей оси и обволакивался в финале пленкой, тонкой, прозрачной и теплой. Это были минуты восторга и ощущения защищенности.

В итоге, Дина находилась в обществе парней, которых связывала вполне женственная черта, – потребность в любви. Первый был способен заставить Дину почувствовать себя женщиной, другой – свободным человеком.

Не смотря на то, что Кирилл постоянно проявлял ревность к Тиму, и на то, что Тим частенько робел перед парнем своей лучшей подруги, оба они всегда были способны найти общий язык. Их разномастное трио частенько бросалось в глаза. Для некоторых они выглядели неформально. Большинство оценивало их положительно, нежели отрицательно. Дина хоть и была несколько высокомерна, но дурой ее назвать было трудно. Тим хоть и причислял себя к несколько «иной» касте, но при этом никогда не выставлял сей факт напоказ. Кирилл хоть и хотел часто показаться безразличным, все прекрасно видели, что это всего лишь его маска, с которой он никогда не расставался; обычно его считали рубахой-парнем, и все мужики принимали его за своего.

Когда к ним присоединялся Айдын, трио превращалось в квинтет. Про Айдына никто и ничего толком не знал. Одни его побаивались, потому что считали отморозком (в основном, опираясь на