#на_краю_Атлантики - Ирина Александровна Лазарева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Да, мне говорила одна мама, что именно так, через Тибет, она остановила течение нефротического синдрома, – задумчиво сказала Юля.
– Вот видишь! – распалялась Марина. – Подожди пока, мужу ни слова. Знаешь, как говорят: о чем не сказывают, о том не допытывайся. Через месяц он забудет о вашем разговоре. Тогда и лети в Россию.
– Скажу заодно, что на Тенерифе слишком жарко, – добавила Юля. – Многие местные летом уезжают в холодные края.
– Тем более!
Да, Марина поддержала ее во всем, как Юля и надеялась. Только вот чем больше подруга горячилась, тем больше остывал запал самой Юли. Марина будто забывала о моральной стороне вопроса, о самом факте обмана. А ведь то, что технически обмануть Йохана было возможно, не отменяло тяжести преступления. Нет, в переплетении всех своих спутанных тревожных мыслей Юля нащупала одну, простую и ясную: она не была способна на ложь. Она могла поссориться с мужем, разойтись, сделать все против его воли – но только не тайно. Что за упрямый нрав, как он был некстати!
И зачем только она звонила Марине и жаловалась на Йохана? К чему? Ведь это настолько противоречило ее натуре, ее привычке жить правильно и честно. Одни блуждания праздной мысли, бессмысленные попытки найти выход из ловушки, вот что это было! А в ловушку ее загнал брак с Йоханом… Не понимала ли она, когда выходила замуж, что полюбила ученого, а значит, путь к альтернативной медицине отрезан? Наверное, в самой глубине мыслей, где, как в океане, давление сплющивает любое колыхание жизни, она что-то такое предвидела, наверное, да… А сейчас было слишком поздно что-то менять…
Постепенно речь зашла о Жене.
– Я тебе страшную вещь скажу: Женя выгнала Эдуарда из дома и теперь сама работает, причем сидит с тремя детьми одновременно.
Мгновение Юля молчала, не понимая, о ком толковала Марина. Ее Женя была неспособна на такой поступок. Ведь она была христианкой и была категорически против разводов.
– Как это возможно? Неужели… она полюбила кого-то?
– Полюбила? – Марина расхохоталась.
– Тогда он полюбил кого-то? Он изменил ей? – Юле самой когда-то изменил первый муж, то же случилось и с Алиной, а теперь с Женей, все логично… Не логично только то, что Эдуард был на это не способен… Неужели и такого целостного человека могли сбить с пути, очаровать, соблазнить? Если так, то в этой жизни никто не был застрахован от предательства, – думала Юля, потрясенная откровениями подруги.
– Я не знаю, – сказала, наконец успокоившись от смеха, Марина. – Она не говорит мне. Вроде бы нет.
– Тогда в чем дело?
– Я же говорю: не знаю! – воскликнула Марина. – Я сама хочу понять, но Женя молчит как про́клятая.
– И она не простит его?
– Похоже, что нет. Уже сколько недель прошло… Юля, может быть, она тебе скажет? Может, я смогу чем помочь, помирить их? Вот знать бы только, где собака зарыта: почему они поругались?
– Я попробую.
– Вообще, позвони ей даже просто так. Она так накричала на меня в первый раз по телефону, что теперь разговаривает сквозь зубы. Позвони, просто чтоб поддержать. Женя с ума сходит с тремя детьми, дистанционным обучением и работой. – Последние слова Марина сказала так обреченно, выдавая себя полностью: она сама прочувствовала каждое слово сполна.
Юлю насторожил ее тон.
– Хорошо. А как ты сама?
– Как сама! – Марина засмеялась. Но это был горький, неприятный смех. – По-разному бывает. Дети не слушаются, ты же знаешь. Но если раньше можно было отвести их в школу, где с ними занимались, где можно было и репетитору доплатить за занятия, где они и домашнее задание делали, то сейчас – все самой. Все! Причем когда они были в коллективе, они хоть как-то стремились делать уроки, чтоб не отставать от класса, а сейчас у них такой мотивации нет, – Марина с особенным ударением произнесла последние слова. – И как, извините меня, я должна донести до детей, которые большую часть жизни были брошены и только два года в семье, что им нужно учиться? Что это важно, что от этого зависит их будущее? Ну ладно, сейчас школа закончилась, каникулы, так эта работа из дома, нет летних лагерей… Я все понимаю: вирус, люди умирают… У меня подруга матери скончалась недавно… Но разве это выход? Закрыть школы, институты, лагеря? Ты сама училась, ты же знаешь, что без учителя, который смотрит тебе в глаза, все объясняет, требует, не будет нормальной учебы!
– Полноценной точно не будет. Хотя Катя самостоятельная, с математикой уже начались провалы под конец года. Мне пришлось подсказывать ей, объяснять. Она не понимала сама по учебнику. Это точная, но настолько абстрактная наука!
– Вот и я о чем! Только у меня таких двое, и они не послушные и умные, как твоя Катя. Да и я – не ты! У меня нет такого терпения! Сначала на работе всю душу вытрясут своими отчетами, а потом дети. Если бы мои еще тихо себя вели, так они то ссорятся в хлам, то играют, то носятся по квартире, как неугомонные. Нет, это выше моих сил, просто выше всего! Я одного не понимаю, Юль. Знаешь чего?
– Чего?
– Почему все вдруг решили, что нужно умереть от страха, запретить всем жить, лишь бы избежать возможной смерти. Неволя и сама неволит. Я вот маски не ношу, людей не боюсь, толкотни тоже. Если завтра откроют там… кино, театр, концерт – я первая побегу. И когда вот встречаешь бабушку такую в подъезде, которая готова тебя съесть за то, что ты без маски, то хочется сказать ей: от смерти не убежишь вообще-то! Кого мы пытаемся обмануть? Что, они правда остановят пандемию? Ага! Размечтались! Сколько ни пытались, что-то у них никак не получается! Даже когда по домам всех заперли. Такое ощущение, что специально всем через воздух распыляют.
– Ну, Марина, – с укоризной сказала Юля, которая была не согласна с тем, что не нужно носить маски, и с тем, что вирус распыляют, но слова Марины тронули что-то в ней, какую-то струну. Она стала перебирать воспоминания, одно за другим, как карточки, пока не нащупала одно, вырывающееся наружу. Да, это было вот что! Она вдруг вспомнила о Владиславе и Светлане.
– А что? Ты же не хочешь сказать, что согласна со всем этим дурдомом? – Марина говорила с вызовом, словно готова была драться за свою правду, но Юля не боялась перечить ей.
– Знаешь, Марин, я согласна с тобой. Была бы согласна. На 200 процентов. Если бы
