Монах Ордена феникса - Александр Васильевич Новиков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Скрип колеса телеги. Значит, неподалеку дорога.
Альфонсо выскочил из леса прямо на телегу – едва не врезавшись в нее – запрыгнул на борт, упал в кузов. Уснувшая бабка – возница вздрогнула, обернулась на него и завизжала так, что даже безразличный ко всему ослик остановился и повернул ушастую голову на крик.
– Заткнись, калоша старая! – рявкнул Альфонсо, угрожая кинжалом, – гони что есть мочи!
– Госпади, родненький не губи, нетути у меня ничего, последний осел – старый хрен с голоду пухнит, пожалей бабку старую…
Свист летящей стрелы, а затем и сама стрела прервали эту тираду; стрела воткнулась в задний борт кузова с омерзительно сочным хрустом, таким, что Альфонсо невольно поежился. Раненный парень – разбойник догонял его, и догонял на лошади, натягивая лук и морщась от боли при этом. Он и сидел то в седле криво, и бок у него был красным от крови, несмотря на то, что он попытался залепить рану листьями и глиной. Однако следующая стрела не долетела всего полметра.
Альфонсо спихнул бабку в кузов, схватил вожжи и хлестанул ими осла, для верности кольнул ослиную задницу кинжалом. Осел лягнул ногой воздух, побежал галопом, и надсадно заревел; скрипя каждой досточкой на каждой кочке, поскакала телега вперед, превратив поездку в ад для всех, кто в ней сидел.
Парень догнал телегу быстро, натянул последнюю стрелу, целясь в упор прямо в голову Альфонсо, но тому повезло – лошадь преследователя споткнулась, с отчаянным ржанием кувыркнулась через голову, едва не раздавив разбойника, который успел откатиться в сторону каким то невероятным способом. Злорадный, презрительный смех Альфонсо прервал хруст дерева: задняя ось телеги переломилась, задом она рухнула на землю и от удара тут же разлетелась на исходные доски, выгрузив почти бездыханную от тряски бабку, вилы, косу и Альфонсо на середине дороги.
– Ну все, конец тебе, козлина! – просипел Альфонсо пареньку – достал кинжал, и бросился бежать в обратную сторону; вдалеке маячили силуэты обманутых, злых, пьяных и обеспеченных лошадьми разбойников, которые быстро приближались, затянув горизонт густыми клубами пыли, дикими, воинственными проклятиями и обещаниями неестественной и очень мучительной смерти тому, кто их так глупо обманул.
Первым порывом Альфонсо было снова прятаться в Лесу, но впереди уже виднелись домики какой то деревни, а совсем близко, на краю леса, блестела железной крышей колокольни церковь, дырявя небо ободранным крестом. Альфонсо побежал к ней, хромая на обе ноги; разбойник побежал за ним, шатаясь и держась за бок, и со стороны, наверное, эта погоня двух убогих была бы смешной, если бы на кону не стояла жизнь одного из них.
Церковь была, по-деревенски скромна почерневшим от времени деревом стен часовни и облупленной крышей, пахла внутри человеческими надеждами, верой в лучшее, избавлением от страхов, псиной, но бедность этого прихода с лихвой искупало то ее качество, которое было сейчас наиболее полезным. Она была открыта.
– Здрав буде, сыне, – раздалось откуда то сверху, когда, тяжело дыша, почти задыхаясь, в открытую дверь часовни ворвался Альфонсо.
– Сдохну щас, – Альфонсо и вправду упал на пол, стиснул зубы от жуткой боли, разжигавшей в глазах сотни разноцветных огоньков и желание забыться, хоть на мгновение. Перевернувшись на спину, он увидел источник голоса – на тощей, танцующей лесенке, на самом верху, стоял большой, круглый поп, в черной рясе, белом переднике на ней и закатанными по локоть рукавами; судя по всему он снимал паутину с потолка, и в процессе остановился, чтобы посмотреть на завалившегося в часовню Альфонсо с любопытством. Хруст лестницы на грани разрушения, грузные шаги, ощущение присутствия над самой головой:
– Ого, с ножками у тебя беда. Вон как распухли.
– Да я знаю, – скрежетнул зубами Альфонсо. Он лежал с закрытыми глазами, так казалось легче терпеть боль, но с усилием открыл их, посмотрел на бородатое лицо попа, нависшее над ним:
– Спрячь меня, поп, за мной разбойники гонятся.
– Разбойники сюда не сунутся, сыне, нешто они дурные совсем, посреди дня в деревне лиходейничать?
– Дурные, не то слово, поп. Спрячь.
Альфонсо медленно сел, настолько медленно, чтобы не потревожить коленки, и все равно чуть не потерял сознание Открылась дверь, в церковь вошел преследовавший его разбойник – белый, как молоко, слабый, как молодая осинка, шел не прямо… Но шел.
– Сейчас…Ты… Умрешь…Након…
Раздался долгий, затяжной кашель, который сотрясал стройное, мускулистое тело парня лихорадочными спазмами. Облепленный грязью, в крови наполовину бока, пыльный, всклокоченный, как вороненок – он был похож на пришибленного лешего, только с лютой ненавистью в глазах, и этот леший достал нож, ухмыльнулся, обнажив окровавленные зубы, шагнул к своей жертве и упал.
– Ага, сейчас я тебя кокну, доползу только, – просвистел злорадно Альфонсо, достал кинжал, но услышал позади голос:
– Окстись, сыне мой, здесь храм божий.
– Он меня убить хотел. А раз не смог, то я тоже имею право…
– Не в моей церковке. Оставь ненависть и злобу, впусти в себя благодать и прости слабости окружающих тебя людей.
Но Альфонсо не слушал. Уже не рискуя вставать, полз он на руках к упавшему, волоча ноги, и уже почти дополз, как снова, с громким грохотом расхлебенилась дверь церкви и в ней появились трое разбойников. Остальные, как и сказал поп, войти в деревню не решились – их тут не особо любили местные жители, но трое самых упорных, пьяных и, судя по комплекции, самых дохлых из всей шайки, решили рискнуть.
Альфонсо быстро развернулся и пополз обратно, стуча коленками по полу.
– Нашелся, паскуда! – крикнул один воодушевленно, – долго же мы тебя искали!
– Смотри, – буркнул второй, – он Тощую задницу уложил.
– Теперь поплатишься и за это, – сказал первый.
Но перед ними появилась фигура попа, который преградил им путь к ползущему Альфонсо.
– Вход в дом Агафенона только без оружия, други мои. Положите ваши игрушки туда, на полочку, очистите сердце от ненависти и греховных мыслей и добро пожаловать в дом божий.
– Отойди, священник, покуда рядом не лег.
–Еще раз, не гневите бога, бросьте братоубийственные мысли, обретите…
– Довольно, – обрубил третий, который молчал и меньше всех шатался, по этому эта болтовня ему первому надоела. Он достал меч – когда то обломанный и переточенный под меч покороче, двинулся на попа, и, судя по всему, ему было все равно сколько и кого резать – два трупа, так два трупа.
– Святые апостолы, образумьте заблудших, наставьте на путь истинный. Петр, Фома!
Альфонсо, который наблюдал все происходящее, скрежет когтей по дереву показался скрежетом по его мозгу, две большие, черно – рыжие туши пронеслись мимо него настолько быстро, что показались мутными пятнами, с характерным узнаваемых запахом. «Апостолы» в виде огромных собак просто снесли с
