Цветок камнеломки - Александр Викторович Шуваев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– У меня еще есть.
И выпил. А потом, со свойственной ему логикой продолжив начатую мысль, добавил, едва заметно ерничая. Точнее – слегка играя пьяное ерничество.
– Похоже, однако, – мандец нам. Так-то вот, товарищи…
В подтверждение сказанного он снова налил-выпил-кивнул и замолчал, уставившись неподвижным взглядом на дверь кабинета.
– Да в чем дело-то, Арвид Филиппович?
– Не зна-аю, – вяло пожал плечами директор, – снизили квоту по снабжению. А Кузьмич, падла, в глаза не смотрит. Ласковый такой. Уклончивый. Как и не он полтора года назад – и в бога, и в мать, и в белоснежные ризы Богородицы, и кулаком по столу… Душа радовалась. А теперь сплошное: "В связи с перерасходом фондов…" – да: "Ориентировочно до конца текущего хозяйственного года…" – и тому подобную хреновину. А уж когда начал вдруг здоровьем моим интересоваться, – тут-то я понял, что дело совсем плохо. Никуда не годно. Начал выяснять, так, поверите ли, – никто ж ничего толком не знает! Вижу – не врут. Пожимают плечами, – и ничего! Глаза недоумевающие. По плечику хлопают, и говорят, что все мне это мерещится, что, мол, брось, старик, не переживай, старик, да: вон какой директор нервный пошел. В последнее время. Те говорят, кому положено б знать. По всем понятиям-та.
– Притворяются?
– Не-е, – прищурившись по-пьяному хитро, он помотал в воздухе пальцем, – чиновник, ежели знает что-то, что простым смертным вроде тебя знать вроде бы как не положено, непременно сделает многозначительный вид. Даже если и молчать при этом будет, как подпольщик, и ничего не скажет. А тут – все как один… понимаете? Не только я – никто ничего не знает. Кузьмич – знает… Наверное, кое-что, постольку-поскольку… Ну – я все понял, расспросы все прекратил, отправился к себе в номер, и начал прикидывать, как бы все то же узнать путями окольными, но точными. – Он замолчал, а потом вдруг усмехнулся невесело. – Кажется, – выяснил.
– Ну так?
– А что? Нашими конденсаторами с-склада з-забиты, никто не забирает. И со всем остальным – почти такая же картина. Хоть и секрет, – но рази ж я не знаю, кто нашу продукцию брал… Брал – и не берет больше. Звонил! Вот у них – да! Голоса те самые, уклончивые… Не у всех. Остальные – сами ни х-хрена…
– Так это что ж значит? – Побледнел главный инженер. – Это ж значит, – наши детали никому не нужны? Были, значит, – он машинально налил и машинально, не поморщившись, выпил, – нужны, а теперь, значит, амба? Все, значит? Что ж это теперь будет?
– А ниче! – Нервно, непрерывно посмеиваясь, ввязался главбух, – нам будут спускать п-план, мы будем по-прежнему делать очень хорошие детали, у которых будет только один недостаток – ненужность, их будут складывать на склады, периодически – выбрасывать, но при этом не все… Оборудование потихоньку износится, начнем гнать откровенную халтуру… Одну и ту же, месяц за месяцем, год за годом. Будем переводить материалы, тратить ресурсы… Но никто нас не закроет, поскольку безработицы у нас нет. Нормально. Будем потихонечку жить, как живет половина заводов… Ну – треть…Поменьше путевок, квартир, и денег, но совсем все-таки не отберут…
А специальный человек Петр Семенович спросил по существу:
– А чем заменили-то?
Помедлив, директор с сомнением поглядел на него, а потом, на что-то решившись, извлек все из того же портфеля (вторая бутылка – кончилась) средних размеров детальку и метнул ее вопорошающему.
– Кондюк. А для ряда изделий, – как сказала одна там сволочь в вагоне метро у меня за спиной, – монтаж в обычном смысле слова вообще отпал.
– СБИС-ы?
Когда главный инженер выговаривал это слово, лицо его приобрело совершенно непередаваемое выражение. Некую трудноописуемую смесь кривого презрения, глубокого недоверия и ненависти.
– Это само собой, – пьяный директор осаждающе махнул на него рукой, – там имели место… Место имели… ф-фу… какие-то намеки на сильноточную технику. Даже на большие РЛС… Врут, наверное. Так, – он провел по онемевшему лицу, – давайте, братцы, закругляться… Домой я не звонил, что приеду… Зинаида Николавна! Зиночка! Вы меня не дожидайтесь, идите домой, я тут, на диванчике заночую…
Проводив мужчин, она развернула бурную деятельность: перво-наперво добыла из каких-то вовсе непостижимых и невероятных мест легкую, как перышко, мягкую подушечку и подложила ее под щеку шефу, потом у кого-то конфисковала югославский плед и крадучись подошла к нему снова. Тот спал, беспокойно скорчившись, и что-то бессвязно бормотал во сне. Она сняла с него ботинки и шелковые французские носки, погасила свет, тщательно запрела дверь, распустила роскошные волосы, на которые ему и в голову не пришло хоть когда-нибудь обратить внимание, и, наконец, осуществила свою давнюю мечту, – разделась и залезла к нему под одеяло. Уж теперь-то он не отвертится.
Федотов совершенно внезапно, впервые в жизни удостоился высокого начальственного внимания. Директор треста Подтяжкин вообще редко обращал внимание на мелкую служебную шушеру, копошащуюся под его ногами. В результате длительной практики он выработал совершенно особый взгляд, направленный сквозь подчиненного – и вдаль, благодаря чему никому из них даже и в голову не приходило поздороваться с ним, к примеру, в коридоре. Кроме того, – имела место своего рода селекция, отбиравшая тех, у кого к такому взгляду имелась своего рода врожденные способности. Федотов, по крайней мере, был искренне уверен, что директор действительно не видит его. Даже и в упор. Существует только сравнительно ограниченное число способов трансформации лица просто в лицо начальственное. Один из них состоит в обретении выражения постоянной замороженности и одеревенелости. Случай с Подтяжкиным относился именно к этой категории. Худое, амимичное лицо и глаза хека свежемороженого. Его возили в черной "Волге", поскольку подобное уже было ему положено по статусу. Из присутствия – он мог исчезнуть в любой момент, отсутствовать там – совершенно неопределенное время, и всем этим как-то неощутимо подразумевалось само собой, что занят он – ис-сключительно стратегическими, особую важность представляющими проблемами. Это был в истинном смысле этого слова – ненормированный рабочий день. Чутье особого рода… у него, похоже, сохранилось, – без этого он не достиг бы своей нынешней ступеньки иерархии, и, ежели когда случалось начальство, он каким-то образом неизменно оказывался на месте. В подобных случаях