Ошибки, которые мы совершили - Кристин Дуайер

или заплакать, но я чувствую, как внутри меня нарастает что-то вроде гордости. Я не хочу быть способной выживать, но чувствую это глубоко внутри. Я добавлю это определение в список тех, которые ненавижу.

– Истон очень похож на меня.

А вот и она – причина, по которой мы разговариваем. Я переминаюсь с ноги на ногу и думаю о том, как бы мне сейчас уйти.

Сэндри смотрит на озеро, словно ей тяжело взглянуть на меня, а блики от воды смягчают ситуацию.

– Я смотрела, как он вышел из дома вслед за тобой в тот день, когда тебя арестовали. И когда я увидела вас двоих…

– Я не просила его идти за мной.

– Знаю-знаю, но это напомнило мне те случаи, когда я шла вслед за твоим отцом. Он тоже меня не просил. Ты просто берешь и делаешь это ради людей, которых любишь.

Внутри меня бурлит гнев. Тот же самый аргумент всегда использует бабушка, оправдывая все те исключения, что она делает ради семьи.

– Это так нечестно – наказывать меня за то, чего я даже не делала. Я не мой отец.

– Ты права, и я прошу прощения, Эллис, – начинает Сэндри. – Понимаю, что сейчас, когда все уже сделано, в этом разговоре нет смысла, но я поступила эгоистично. Я испугалась за Истона…

– Да все нормально! – От этого разговора дыра у меня в сердце будто становится еще шире, и я не хочу, чтобы она об этом узнала, а потому пытаюсь ее остановить.

– Нет, не нормально. Я испугалась за него как мать. Посмотрела на вас двоих и… Дети не должны быть так близки. У вас с Истоном еще вся жизнь впереди. Я так боялась, что вы сгорите слишком ярко и слишком быстро.

Я уже столько раз слышала вариации этого мнения, что просто решаю закончить эту фразу за нее.

– Ну теперь мы с Истоном даже не разговариваем. Мы вообще не горим.

Сэндри добилась своего и доказала всем, что права. Мы разделены, даже когда стоим рядом друг с другом.

– Ага, об этом я не знаю. Мы с твоим папой… – Она прокашливается. – Твой отец всегда будет принимать неправильные решения, Эллис. Я смотрю, как он делает это всю свою жизнь, и я не могу допустить, чтобы вы с Истоном оказались перед таким же выбором. Истон пошел бы за тобой куда угодно.

«Пошел бы» – в прошедшем времени.

– Я отправила тебя в Калифорнию, потому что считала, что так лучше для тебя. Твоей тете удалось сбежать, и я подумала, что для тебя это тоже выход. Отдалиться от здешней жизни и от решений, которые тебе пришлось бы принимать.

– Чтобы я не втянула в эти решения Истона, – добавляю я за нее.

– Ты солгала полиции, Эллис! Ты собиралась взять на себя вину своего отца. Понимаешь, как это могло повлиять на всю твою жизнь?

От ярости, вскипающей в горле, у меня трясутся руки. Это все она уже говорила мне перед тем, как я уехала.

– Вы только что просили прощения.

– Да, но я не говорила, что я не права. – Сэндри смотрит на свои руки. – Я знаю, что вы с Истоном – это не мы с твоим отцом, но… – Она делает паузу. – Но Истон уже давно тебя любит. Никто не хочет жить, будучи настолько зацикленным на другом человеке, что просто пытаешься выжить, – в ее голосе звучит стойкость, которая мне не совсем понятна. – Я прошу прощения, но я ни о чем не сожалею.

25

Семнадцать лет

Я не приходила к Олбри пять дней и столько же дней не была в школе.

Но я по-прежнему могла сосчитать минуты, в которых рядом со мной не было Истона.

В эту игру я начала играть сама с собой с того дня, как поцеловала его. Я пыталась задержать дыхание на шестьдесят секунд и заставляла себя не думать о нем. Постепенно я смогла бы увеличить время до часа, а потом и до дня.

Но даже в темноте комнаты в доме моих родителей Истону удавалось проникнуть в каждое мгновение моей жизни.

Я пряталась у себя дома, избегая его. Избегая воспоминаний о том, что случилось, когда я проникла к нему в комнату. Боль от того, что моя мать сбежала с деньгами папы. Мои губы на губах Истона.

Сэндри позвонила мне, чтобы убедиться, что я в порядке. Такер отправил несколько сообщений из школы, требуя доказательств, что я жива.

Истон просто писал мне. Он не спрашивал, где я и почему не отвечаю. Обычные сообщения, будто ничего не случилось, будто я его не целовала.

Словно я попросила его собрать меня по кускам, пока плакала.

Истон: Такер съел на завтрак одиннадцать блинчиков. Он заработает рак, если и дальше будет есть столько сахара.

Я сегодня пошел в школу пешком. Рассвет был такой красивый.

[Приложено фото]

Я, наверное, завалю экономику. Скажи мне, что она не понадобится, когда мы вырастем.

Все спрашивают, где ты.

Я ничего не писал.

Мне тебя не хватает.

У меня складывалось ощущение, что он пытался игнорировать все случившееся, и я не могла сказать, любила ли его за это еще сильнее или ненавидела. В любом случае я не была готова встретиться лицом к лицу с ним или Сарой.

После уроков я в одиночестве сидела дома. Отец иногда появлялся в перерывах между сменами или тем, на что тратил свои вечера. Его настолько занимали дела, что он даже не спрашивал, почему я дома, и не замечал моего настроения. Мне нечем было заняться, кроме как думать обо всех моих «Когда?».

Когда все изменилось между мной и Истоном?

Когда у меня не осталось другого выбора, кроме как полюбить его?

Когда я смогу снова вернуть все в нормальное состояние?

«Когда?» были худшими из всех вопросов, потому что просили время быть добрым, а время никогда таким не являлось.

На шестой день объявился Диксон – с едой, приготовленной его мамой: мой любимый стир-фрай. Диксон съел клецку и улыбнулся мне улыбкой, в которой виднелось больше еды, чем зубов.

– Когда ты вернешься домой?

– Я дома, – солгала я. Он не стал со мной спорить.

Диксон взял еще кусок. Прожевал. Проглотил.

– Вы с Истоном расстались?

– Расстались? Мы и не были вместе! – Мой натянутый смех – плохая попытка скрыть необъятную ложь. – Он встречается с Сарой.

Он шумно выдохнул.

– Вы поругались?

– Нет! – И на самом деле нет.

– А что тогда случилось?

Честность была повязкой, которую необходимо сорвать.

– Я его поцеловала, а он