Любить не просто - Раиса Петровна Иванченко

Всякий раз он спрашивал у Бороды:

— Как там мой хлопец?

— Долбает!.. И такую стенгазету организовал — «Колючка» называется. Боятся все его, чертенка.

Эта «Колючка» крепко колола кое-кого. И сильнее всего — Юрку Лобанчука. Хлопец крепкий, неплохой токарь, но самолюбив и неравнодушен к выпивке. Однажды он уже грозился отплатить Косте за карикатуру. Очередное появление Лобанчука в «Колючке» закончилось ссорой и дракой. Хлопцы сцепились в темном коридоре. Лобанчук был старше, сильнее и легко прижал Ярошенко к стенке, ударил головой о косяк. Тот выхватил из кармана отвертку и полоснул зачинщика по лицу…

Михайло не находил себе оправдания. Это он прозевал… Он! Ну, был у него преддипломный отпуск и защита. И все-таки…

Формально Лобанчук — потерпевший. А этот ясноглазый и чистый паренек угодил под статью. За что? За то, что думал об общем благе и, между прочим, о том же забияке Лобанчуке, от которого защищал свое достоинство. По мнению Михайлы, Костя поступил правильно, он защищался. Но ранил Лобанчука. Нелегко тут свести концы с концами…

Не то жгло Михайлу, что его ученик будет наказан, — в конечном счете коллектив, комсомольцы возьмут его на поруки. Волновало то, что удар, который вдруг свалился на Костю, может порвать в нем какие-то моральные нити и заронить в сознание каплю яда — недоверие к людям… Так важно, чтобы этот случай не стал роковым для формирования его восприимчивой, детской, еще совсем бескомпромиссной души.

Но что именно делать дальше — Михайло не знал. И он пошел к Осипу Ивановичу за советом: не взять ли Костю обратно, на свой участок… А с Лобанчуком как быть?

Осип Иванович сидел в своей стеклянной конторке, откуда легко просматривалась почти вся территория цеха. Мастер не заметил появления Чайки — внимательно читал газету.

— Добрый день. — Голос Михайлы прозвучал глуховато, так что он сам удивился. С чего бы это? Из-за предстоящего неприятного разговора или от необычного невнимания к нему Осипа Ивановича?

— А, Михайло Денисыч! — радостно встрепенулся мастер. С недавних пор Осип Иванович подчеркнуто величал его по отчеству: видимо, старался показать, что теперь они равны по положению и что Михайло уже не его подчиненный. — Читай-ка! Видишь? Нашли-таки венец. Аж в Бразилию попал… А мы его на наших широтах искали.

— Неужели тот самый? — Михайло был искренне удивлен. — Венец древней царицы? Не может быть!

— Так вот же — пишут, читай! — Осип Иванович взволнованно ткнул пальцем в маленькую газетную заметку с выразительным заголовком: «Венец царицы возвратился». Рядом — небольшое, совсем крошечное фото, на нем еле угадывались барельефные изображения птиц, зверей, листьев и выпукло-продолговатые подвески, которые должны были прикрывать лоб и виски женщины.

От Осипа Ивановича Михайло давно знал историю этой реликвии. Во время войны фашисты разграбили Подольский исторический музей и вывезли венец в Германию. Газетки оккупантов крикливо заверяли, что эта уникальная золотая корона принадлежала некогда готским племенам и что современные наследники готских завоевателей восстановили справедливость.

Именно тогда подпольная группа Ольшанского и получила задание — разыскать реликвию и возвратить ее назад. Но во время войны сделать это не удалось. Венец бесследно исчез. И только теперь, спустя несколько десятилетий, его обнаружили…

Осип Иванович вытер платком потный лоб. Довольный, засмеялся, откинулся на спинку стула.

— Эх, жалко, Ольшанский не дождался, — вздохнул он. — Сегодня же поеду к Соломее Афанасьевне. Ведь эта такая радость для нее!

Лицо Осипа Ивановича светилось улыбкой. Оно показалось Михайле помолодевшим, как будто разгладились даже морщины на высоком лбу и под глазами. И что-то веселое, задорно-игривое появилось в его взгляде. Точно встретился вдруг Осип Иванович со своей бурной, тревожной молодостью. Стало легче на душе оттого, что дело, которое его друг в свое время не смог довести до конца, кем-то все-таки завершено. Пусть не Ольшанский празднует сегодня победу, но в ней есть часть и его жизни.

Нет, в такую минуту не может Михайло омрачить настроение Осипа Ивановича. Он скажет о своих заботах в другой раз. А теперь разделит с ним его радость…

— Что ж, Осип Иванович, хорошую новость приятно нести людям в дом.

— А может, вдвоем поедем? Или ты и сегодня куда-нибудь скроешься на весь вечер? Опять роман?

— К сожалению, никакого романа нет, — ответил Михайло и грустно подумал о той девушке, которую встретил в лесу и сразу же потерял. Самоуверенный черепок! Ни о чем не расспросил ее, думал: она непременно придет к нему на свидание… Вот и гоняет теперь на мотоцикле по тем тропам. А Осип Иванович допекает его «романами». Какие романы? Разве Михайло виноват в том, что девчонки сами липнут к нему? Разве он что-нибудь обещал какой-нибудь из них? Ходил то с одной, то с другой на танцы, в кино, в театр. Иная, может, и планы строила на этом. Но он быстро остывал, чувствуя, что не может сказать: вот та, которую я долго искал, и от нее не отступлюсь.

— Наверное, все-таки мне и женить тебя придется, Денисыч. Кстати, у Соломеи есть дочка — красавица, скажу тебе. Так что ты оденься поприличнее. Ну там костюм тот, голубой, галстук и прочее…

…Оказалось, на время августовской жары Соломея Афанасьевна поселилась подальше от города. Электричка прибыла на конечную станцию и словно выплеснула из себя пассажиров. Тут не было вблизи ни реки, ни озера. За станцией раскинулся широкий степной простор, и только вдали маячили темные полосы зелени.

— Местность не дачная, — заметил Михайло.

— Кто как привык, — возразил Осип Иванович. — Одному нужен лес, другому — речка. А иному — вот такое открытое поле. Тут по-своему красиво. И дышится легко. У сестры Соломеи здесь своя хата. Не какие-нибудь хоромы, а все же добротный дом.

Михайло огляделся. Оттуда, с полей, накатываются волны раскаленного, пропахшего сухой соломой ветра. В самом деле, тут попадаешь под влияние этого простора, солнца, воздуха. И чувствуешь себя, наверное, так, как степной орел, расправивший крылья и повисший над землей.

От домиков под деревьями веяло прохладой. Шли по тротуару неторопливо, позволяли обгонять себя другим прохожим. Осип