Молоко львицы, или Я, Борис Шубаев - Стелла Прюдон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Александр Петрович считал, что для классической части экзамена мне надо взять арию Калафа из «Турандот»; он считал, что эта ария хоть у всех и на слуху, но её точное исполнение, каким оно было задумано композитором, доступно очень и очень немногим, в первую очередь из-за высоких нот в конце; а я беру их с лёгкостью. Для меня эта ария тоже была вожделенной, ведь я мечтал (а какой тенор не мечтает?) перепеть Паваротти! Я до сих пор помню эту арию наизусть. Я бы всё отдал за то, чтобы спеть её сейчас; мне кажется, сейчас-то я бы спел её как следует, но приходится бесконечно крутить внутри эту пластинку.
А тогда я видел перед собой ноты и пытался спеть их с математической точностью, и мне казалось, что я делаю всё правильно. И действительно, чисто технически всё было на высшем уровне, однако Александр Петрович почему-то оставался недовольным.
– Где твои чувства? Представь, что ты только что угадал три загадки и совсем скоро прекрасная принцесса Турандот станет твоей, тебе надо только переждать ночь. Ведь ты точно знаешь, что никто не разгадает загадку твоего имени и, следовательно, не лишит тебя головы. Значит, ты уже победил! Тебе надо прочувствовать радость и боль – совсем скоро ты будешь обладать своей возлюбленной. Давай сначала.
И я пел всё сначала…
– Стоп, стоп, стоп! – кричал Александр Петрович. – Ты хоть понимаешь, что ты поёшь? Может, ещё раз пройдёмся по словам? Смотри. Его жизнь зависит от того, разгадают ли подданные принцессы за ночь тайну его имени. Поэтому никому не велено спать, все должны искать разгадку. Моя тайна во мне сокрыта. С этой фразы начинается всё самое важное. Моё имя никто не узнает. А потом: нет, нет, в уста твои его вложу, когда рассвет забрезжит! И поцелуй мой рассеет тишину, он сделает тебя моей!
– Но ведь она не любит его! Она не хочет, чтобы он ею обладал. Как он может радоваться и ликовать?
– Какая разница – хочет она или не хочет? Ведь ты выиграл её игру. Ты справился. Ты – принц, хоть и неизвестный! Ты силён, красив и умен! Ты поработил своей воле первую красавицу. Ты велик. Рассейся, о ночь! Померкните, звёзды!.. Померкните, звёзды! На заре я одержу победу! Победу! Победу!.. Понял? Он уже празднует победу. Он сорвал свой куш!
– Да, – кивал я и начинал снова, и снова, и снова.
Мне даже начало казаться, что у меня неплохо выходит, но Александр Петрович, взмокший и уставший, ходил по классу и кричал на меня. Мне было очень горько, но я не знал, что сделать. Дома я признался Анжеле, что не могу полностью раскрыться, потому что мне страшно. Ведь тогда все увидят меня насквозь. Она ответила, что мне надо сделать выбор, либо я остаюсь в искусстве, раздеваюсь догола и показываю все свои рубцы, либо занимаюсь чем-то ещё и остаюсь в белых одеждах.
– А что, если мои рубцы будут настолько ужасными, что другие с отвращением от меня отвернутся? – спросил я.
– А что, если ты попробуешь? Всё, что я знаю о тебе совершенно точно – так это то, что ты рождён, чтобы петь.
– Откуда ты знаешь? – спросил я.
– Это очевидно, – сказала Анжела и добавила: – Если не хочешь для себя, ты должен сделать это для меня. Ведь я на тебя рассчитываю.
Если пробьёшься в Москву, потянешь меня за собой.
– А что, если я не справлюсь с чувствами, которые во мне распакуются? – спросил я. – А что, если эти чувства будут настолько ужасными, что погубят меня и моих близких?
– Не погубят, – отрезала Анжела.
Мне ничего не оставалось, как довериться её чутью, потому что со своим собственным я был не в ладах. Анжела считала, что я зря нагнетаю и всё не так страшно… Как она ошибалась!
6
Если бы вы знали, как трудно мне было сегодня решиться на то, чтобы прийти к вам. Я предпочёл бы собственными руками мыть закоулки самых грязных цехов на фабрике, чем выкладывать здесь свою душу. Если бы не обещание, которое я дал себе, прийти к вам ради Зои хотя бы десять раз, я бы бросил всё сразу, после первого же сеанса. И не принимал бы эти ваши таблетки. Мне вроде бы легче, как будто бы меня меньше стали преследовать за мой голос. Но всё-таки есть чувство, что таблетки закрывают от меня реальность, как будто из-за них на мои глаза накладываются розовые очки. А я хочу смотреть реальности в глаза, а не пытаться сделать вид, что ничего не происходит.
А вчера произошло нечто невообразимое, и мне кажется, что это был сон. Хотя ведь раньше я свои сны не помнил, вообще ничего, только голова сильно болела и чувство тревоги невообразимое в груди, а тут помню всё в мельчайших подробностях. Либо это действие таблеток, либо – наоборот – таблетки не действуют. У Зои был день рождения, ей исполнилось восемнадцать. Это единственный факт, всё остальное может оказаться вымыслом. В общем, она пригласила своих друзей, я их не считал, но мне показалось, что их тысяча, таким заполненным стал дом. Среди гостей была одна девушка – пианистка. И эта девушка пришла с синтезатором. Вы только представьте себе – в доме, где столько лет было запрещено петь и играть, вдруг появился синтезатор. Отличный синтезатор, не из дешёвых. Я сначала жутко испугался, побежал за берушами, а потом Зоя подошла ко мне, взяла за руку и повела к гостям. Она сказала, что всё хорошо и что музыка разрешена, и теперь она будет играть у нас постоянно. Я спросил: «Как же так, Зоя, ты же музыку ненавидишь!» А она ответила: «Теперь не ненавижу». Я решил, что здесь что-то не так, и спросил у мамы, действительно ли там девушка с синтезатором, или её
