Отражения - Виктория Яновна Левина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И я никому не могла об этом рассказать! Я сходила с ума, осунулась, стала заговариваться.
И однажды меня прорвало: выложила всё мужу! И о своих беседах с мамочкой, и о тепле её руки, которое я так ясно ощущала, и о том, что схожу с ума. С этого дня мама больше не приходила.
А жизнь продолжалась. Дипломники получили темы для своих дипломов. Я, как всегда, выбрала тему повышенной сложности: проектирование высокоскоростной гелиевой турбины в замкнутой системе, читай – в космосе. Нужно было окунуться в работу, считать, чертить, ходить на консультации. Сил не было. Муж отрабатывал за меня смены в охране, где у нас были подработки, и на хлебозаводе по ночам. Руководителем дипломной работы у меня была замечательная женщина: блестящий учёный, профессор, обаятельный человек. Вызвав меня на беседу однажды и захватив мои ладони в свои, она сказала:
– Бери себя в руки. Делай проект – это лучшее, что можно сейчас сделать.
Я кивнула головой.
Глава 17
В сосновку
Листы с чертежами дипломного проекта разложены везде: на полу маленькой комнатки в общежитии, на единственном столе, даже на кровати. Сплю я на полу рядом с разложенными чертежами на большом овчинном полушубке, не помню уже, чьём, который жители нашего блока любезно уступили «дипломнице».
Дни и ночи смешались в каком-то существовании, никак не определяемом никакими словами: цифры, расчёты, чертежи, поесть. Поесть, вздремнуть, расчёты, чертежи.
Муж мой вздыхает горестно, уходит ночевать на наши временные работы, где он вкалывает за двоих и говорит, что жена-дипломница – это божий крест. Там, в служебной комнатке военизированной охраны каких-то складов, где мы работаем по ночам, можно отлично выспаться, сварить кашку на положенном охранникам молоке, пожарить грибы, которые в огромном количестве растут между шпал одноколейки.
Потом Елизавета, старшая охранница, боевая старушка, пройдётся с ружьишком по территории, проверит замки на складах, вернётся в «служебку» и начнёт травить свои байки, неудобоваримые для ушей власть предержащих. А муж мой будет спать, свернувшись калачиком на служебной койке. А я – чертить, чертить, чертить, как в том анекдоте.
Боль от смерти мамы не прошла, а только притупилась. Хорошо ещё, что мама перестала сниться по ночам. Наверное, потому-то проект занимал теперь все мои мысли.
Руководитель моего проекта, профессор и друг, и просто прелестная женщина, беседует со мной «за жизнь», гладит по голове, приобнимает за плечи:
– Ты обязана защититься «на отлично»! В честь мамы. Бывают такие минуты, детка, когда нужно доказать всему миру, что ты чего-то стоишь. У тебя сейчас как раз такое время. Но я верю в тебя!
Я слышу её голос издалека, как будто из глубокого колодца. Со мной такое часто происходит теперь. Какое-то полубессознательное состояние, некая учебная эйфория, наверное.
– Нажираются тут некоторые, а потом в метро лезут! – надо мной склонилось злое лицо какого-то милиционера, явно не лучшего представителя этой касты. Я свалилась с лестницы в метро и потеряла сознание. Муж помогает мне подняться – слава богу, ничего не сломала. Пошли в кино, спустились в метро – и вот, пожалуйста, такая незадача!
– Можешь идти?
– Да, вроде могу.
Но внутри меня зреет какая-то боль. Она ширится, растёт и поглощает всё моё существо! На мой истошный крик сбегаются люди, образуя кольцо. Кто-то тут же вызывает «скорую». И всё. Свет в глазах гаснет.
Прооперировали меня в Четвёртой градской больнице города Москвы. Оказалось, что какая-то киста, очень быстро образовавшаяся, обвила и сдавила мои внутренности и отключила меня от внешнего мира на три долгих недели.
Врач смотрел на меня с сожалением и сочувствием:
– Жаль, молодая такая, тебе бы деток рожать. Теперь вряд ли получится. А вообще-то, кто знает? Раз в сто лет и палка стреляет…
Муж приходил и один, и с друзьями. Они стояли под окнами больницы и громко вопили. Я с трудом подползала к окну. Весь живот был раскроен вдоль одним огромным безобразным швом. Нужно было научиться с этим жить.
Тот день я запомнила навсегда. Мы шли по улице осторожно, чтобы не поскользнуться. Декабрьский гололёд покрыл тротуары. Падать после операции было нельзя, и я, вцепившись в руку муже, шла маленькими шажками.
И вдруг лёгкое головокружение едва не подкосило меня:
– Опять? – я смотрю испуганно и со страхом, – неужели снова что-то там не в порядке?
Женщина-врач снимает перчатки:
– Когда прооперировали?
– Месяц назад, удалили там что-то.
– Да уж вижу, что удалили… Беременная ты, доченька. Беременная из того, что осталось. «Ну-ну, надо же! Та самая палка, которая случается раз в сто лет, выстрелила!» – подумалось некстати.
Защищала я свой проект перед уважаемой комиссией, как в бреду. Но мне было весело, весело, весело! У меня будет ребёнок, вопреки всем прогнозам врачей. Вопреки детским болезням и операции, вопреки смерти мамочки, чуть не убившей и меня!
– Я в тебе не сомневалась! – моя руководительница проекта обнимает меня и целует.
Мы с ней обе рыдаем, обнявшись.
– Пять баллов! Ты сделала это!
Я шепчу ей на ухо ещё одну потрясающую новость. Она даже присела от неожиданности:
– Как же это? Боже, какая радость! Давай будем думать теперь, как тебя оставить в Москве, на кафедре.
Я неожиданно говорю:
– Я не останусь. Уеду к папе. Ему очень тяжело одному – плачет, каждый раз плачет, когда я звоню. А если я возьму «свободный» диплом и буду жить с папой весь период беременности, пока не рожу, мы друг другу очень поможем.
– Ну, «свободный» диплом трудно будет выбить. Хотя, в твоих обстоятельствах… Я попробую тебе помочь, – мы снова горячо обнимаемся.
На распределении, когда уважаемая комиссия даёт направление молодым специалистам на места работы, определённые вузом, у меня было несколько вариантов. Можно было ехать по месту проживания родителей мужа в среднюю полосу России, там был большой завод, требующий молодых специалистов. Этот вариант я сразу отклонила. Перед глазами стояла тётка мужа, подвыпившая, возбуждённо орущая на свадьбе:
– Мужики, наших бьют!
Можно было попытаться зацепиться в Москве, на кафедре, поступить в аспирантуру, писать диссертацию. И тема подходящая мною была уже начата, и руководитель был. Но для этого нужно было фиктивно развестись с мужем, для прописки в аспирантском общежитии – «семейным» путь туда был закрыт.
Мужа обижать не хотелось. Он помогал мне во всём, был верным другом, вытаскивал из любой сложной ситуации. Да и Москва, шумная, оголтелая, многомиллионная, мне порядком надоела. Хотелось в тихий городок, в родительскую
