Отражения - Виктория Яновна Левина

– Дайте мне, пожалуйста, «свободный» диплом. Я жду ребёнка. Беременность сложная. Уеду на Украину, к папе, он вдовец, ему сейчас тоже нужна поддержка.

Такого ответа в комиссии ждали. Документы на «свободные хлеба» были уже готовы.

Как много вещей, оказывается, есть у человека, даже у студента, даже у молодого специалиста, покидающего Москву! Чемоданы, баулы, коробки.

Наши друзья, нагруженные всеми этими, неизвестно откуда взявшимися предметами, стояли на Киевском вокзале в ожидании моего поезда.

Я тоже была в ожидании – новой жизни. Уезжаю в Сосновку, буду там вынашивать ребёнка, ждать мужа, который заканчивает институт двумя годами позже, поддерживать папку, осиротевшего после ухода мамочки.

Меня провожают мои московские друзья. Меня провожает моя прекрасная Москва, которая мелькает за окнами отходящего от перрона поезда. Молодость провожает меня во взрослую жизнь, неизвестную, манящую и странную одновременно. Украина, высокие днепровские берега и песчаные плёсы, родительский дом ждут меня. В Сосновку.

У меня межсезонье. Как птица,

навигацией снятая с мест, —

моё сердце в пределы стремится

опрокинутой чаши небес!

Опрокинуты воля и мысли, —

всё лететь бы куда‐то, лететь…

И не важно, что тучи нависли,

и не страшно в грозу умереть!

Я, как птица,  – приказана лёту,

как рожденью приказана смерть…

Безраздельно присвоена квота

мне куда‐то стремиться и – сметь!

У меня межсезонье. Трепещут

руки‐крылья, предчувствуя высь…

И зазывными далями блещут

расстояния. Сердце, уймись!

Ладушки

Глава 1

Страшненькая

Уж не знаю почему, но быть беременной в бывшем Советском Союзе – означало девять месяцев позора в женских поликлиниках и ещё пару месяцев издевательств в детской. Родить первенца в таких условиях приравнивалось подвигу. Но я ещё всего этого не знала. И хорошо, что так.

– Папка, идём сегодня на рынок?

Наши поездки с папкой на рынок были небольшими праздниками. Сначала я кое-как приводила себя в порядок: умыться, причесать длинные, не очень ухоженные волосы, закрутить их в пучок. Душа болит смотреть, как от бывшей гривы роскошных волнистых волос оставалась горстка пожухлых, лишённых блеска, ломких прядей. Стричь их, как делают большинство женщин, у которых ребёнок нещадно забирает красоту и тянет себе необходимый для строительства своего тельца кальций, я не решалась. Ведь волосы были, по моему мнению, моей единственной красотой, кроме фигуры, конечно.

«А может, всё восстановится после родов?» – думалось мне лениво, «И фигура, и волосы…»

Когда-то я шла под ручку с мужем по Москве, высокая, на каблучках, в приталенном платье по фигуре, с копной рыжеватых, длинных по пояс, пышнейших волос. Встречные особи мужского пола сворачивали головы, а женщины обидчиво поджимали губы. А теперь огромный, как гора, живот торчал впереди меня на метр. И помещалась я только в широкий домашний халат огромного размера.

– Пап, поможешь мне надеть «боженькины» сандалии?

Папка, мой старенький толстенький папка, неуклюже опускается на одно колено и бережно надевает мне широкие, на регулируемых ремешках, сандалии на пробке. Это единственная обувь, прикупленная, к моей огромной радости, на том же рынке, которая не впивается в разбухшие отёчные ноги.

Походы на рынок – это одно из немногих наших развлечений. За прошедший год произошло так много разных событий, что такая пауза была просто необходима обоим отшельникам! Смерть мамы, моя невероятная беременность после тяжёлой операции, защита диплома, переезд к овдовевшему папке из Москвы на Украину. «Свободный» диплом, который мне удалось выбить в Бауманке, карман не жал и позволял переносить тяжёлую беременность рядом с любимым папочкой в родительской квартире в новом комфортном доме на краю соснового бора.

– Так, мясо для борща, зелень, картошка – кажется всё? – папа старается хитростью утащить меня с рынка, пока я не вспомнила про майонез.

Майонез – моя страсть, моя слабость, моя мечта! Если бы было можно, то я бы питалась одним майонезом! Я спешу к коммерческому магазину, беру себе несколько банок любимого продукта, и мы с папулей движемся к автобусу, гружённые покупками. Часто встречам знакомых по пути, ведь совсем недавно мы жили здесь, совсем близко к рынку.

– Как хорошо, что дочечка приехала поддержать тебя! – знакомые и приятели переживают за своего любимого балагура, «душу компании», овдовевшего так внезапно и трагически.

А за спиной шепотки:

– Жениться бы ему надо… Он же без Машеньки, как без рук…

Папка считается завидным женихом: огромная директорская квартира, которую совсем недавно мои родители получили взамен снесённого в центре города особняка, должность директора местной сувенирной фабрики, почёт и уважение горожан. Кто в городе не знает Яна?

– Ты дочка Яна? – старый гинеколог ощупывает мой живот, припадает к нему ухом, что-то недовольно бурчит.

– Жри поменьше! Я из-за жира уже сердце ребёнка не слышу… А, вот, слышу… Вроде бы всё нормально. Завтра в больницу под наблюдение, до самых родов.

Я в шоке: как же так? Ещё же целый месяц? Входить со мной в прения никто не собирался.

Муж приезжал из Москвы каждый месяц на пару дней. Учился на последних курсах в Бауманке, работал. Как мы с папкой любили стоять у окна и высматривать такси, которое муж брал у вокзала, чтобы загрузить в него фрукты, конфеты, подарки! Весь девятиэтажный дом стоял у окон, наблюдая, как красивый накачанный парень начинал ловко выгружать из машины ящики заморских вкусностей, а затем, схватив эти ящики обеими руками, как пушинку, тащить их в подъезд.

– И как такой красавец мог жениться на этой страшненькой со второго этажа? Вот уж – судьба!

Два дня побывки мужа превращали нашу с папкой жизнь в праздник. Муж не отходил от меня ни на шаг, не замечая, как я подурнела, растолстела, потускнела. Иногда пытался подхватить меня на руки, но даже ему, богатырю, это не удавалось… Мысль о том, что я лишаюсь и этих редких праздников жизни, соглашаясь на госпитализацию, убивала меня… Но рисковать таким чудом доставшимся мне ребёнком я не могла себе позволить.

Тяжело переваливаясь, подхожу к окну. Под окном стоят двое моих любимых мужчин и, задрав голову, пытаются высмотреть меня в окнах четвёртого этажа. Вовнутрь никому хода нет. Можно только перекрикиваться в окно. Да и окна наглухо закрыты. Я здесь уже месяц и две недели. Мой живот уже как гора, несмотря на диеты. Что-то там идёт не так. Все сроки уже прошли.