Механика вечности - Евгений Прошкин

— У вас что, подсобное хозяйство?

— Ребята доставили. — Шутить с Куцаповым было бесполезно. — Пока вы дрыхли, у нас тут маленькое чэпэ вышло. Фирсов с Лиманским в ужасе. Короче, вас амнистировали. Как там в темнице, не замерзли?

— Нет, нормально, — ответила, запнувшись, Ксения.

— Колян, а откуда в Сопротивлении негр? — спросил я.

— Веселый? Он русский.

— Не понял.

— Ну, родился в России. И родители его тоже отсюда.

— А то, что он в ГИП работал, вас не смущает?

— Так это по заданию Фирсова. Расслабься, Миша, мы солидная организация.

Иван Иванович встретил нас скупой улыбкой, которая, по всей видимости, означала сожаление. Аудитория была та же, что и вчера, только вместо Роджера присутствовал Мама, а Левша уже не подпирал угол — он притащил высокий табурет, явно из какого-нибудь бара, и теперь восседал на нем, словно волейбольный судья. Оружие при этом он держал на коленях.

— Жертв из себя строить не надо, — неожиданно начал разговор Фирсов. — Переломные моменты истории всегда сопровождались некоторыми накладками. Я, кстати, по-прежнему не склонен доверять вам всецело. Любой предсказатель вызывает подозрение.

— Особенно тот, чьи предсказания сбываются, — вставила Ксения.

Иван Иванович сморщился и закинул в рот таблетку.

— Тихон не вернулся, хотя времени прошло достаточно. Но это еще полбеды. Самое неприятное то, что он пропал.

— Мы же говорили.

— Нет, не в том смысле. Он вообще исчез. Не только из документов, но даже… как бы это… из памяти. Левша с вашим синхронизатором ходил на двое суток назад, туда, откуда стартовал Тихон. Давай сам, Левша.

Тот неловко поднялся и, положив руку на автомат, как на Библию, поведал:

— Дырокол без погрешности — очень полезная штука. Прибыл я секунда в секунду. Только Тихона не было ни в бункере, ни снаружи. Куда же, думаю, он мог запропаститься? Подхожу к Сыру, спрашиваю. А он мне: «Какой еще Тихон?». Я к Веселому — он то же самое: «Не знаю никакого Тихона». Тогда разыскал самого себя. Но и я его не помнил. Вот ведь! В четверг Тихона помню, а во вторник — нет. Обратился к вам, Иван Иванович. Вы сначала решили, что я тронулся, но когда увидели меня и того меня, который оттуда… — Доклад становился все более бессвязным, и, почувствовав это. Левша неловко замолчал.

— Нормально излагаешь, продолжай, — сказал Фирсов.

— Когда вы поняли, что дело серьезное, стали проверять какие-то бумаги. Потом собрали народ, всех опросили. О нем никто и слыхом не слыхивал. Будто в прошлое послали одного Кришну. Я еще удивился: зачем? Он же, кроме как голову свернуть, ничего не может.

— Достаточно, — перебил Иван Иванович. — Ну, как вам политинформация?

— Заметает следы?

— Заметает! — восхитился Фирсов. — Это вам не ножик с отпечатками пальцев. Был человек — и нет человека. Петрович, разве такое возможно?

— Теоретически — вполне. Если в прошлом он сделает так, чтобы не попасть в Сопротивление, то все свидетельства его пребывания в бункере исчезнут.

— Но мы-то Тихона помним. И вещички его у меня остались. Как это объяснить?

— Вот у него и спросите, я же не ясновидящий. Может, недоразумение какое-то?

— Я тоже так думаю, но побеседовать с Тихоном крайне желательно. Нужно перехватить его по дороге в девяносто восьмой и доставить сюда. Пойдут Левша, Николай, Михаил и Мама.

— Прямо семья, — хохотнул Куцапов.

— И я, — добавил Лиманский.

— Само собой, куда же без вас?

— Не годится, — отрезала Ксения. — Пять человек — много шума.

— А вас я бы попросил…

Закончить Фирсову Ксения не дала.

— Нельзя врываться в прошлое галдящей оравой. Время — субстанция капризная, мы в этом убедились.

— И кто же, по вашему мнению, должен идти?

— Я, — звонко ответила Ксения.

Вопреки моим ожиданиям, оглушительного хохота не последовало. Засмеялся один Левша, да и тот, не получив поддержки, быстро умолк.

— Как же вы собираетесь искать Тихона, если никогда его не видели?

— Хорошо. Я и Евгений Петрович.

— Вы не учли вот чего: возможно, не все пойдет гладко и в девяносто восьмом вам придется задержаться. Кто помнит это время лучше всех и в состоянии… ну, хотя бы пройти по улице, не привлекая внимания окружающих? Люди очень остро реагируют на чужаков.

— Внедрение в социум. По этой дисциплине у меня пятерка. Мы с Евгением Петровичем представляем Отдел, нам и расхлебывать.

— А по психологии, наверное, был трояк, — улыбнулся Фирсов. — Думаете, я позволю забрать единственного специалиста и увести его неизвестно куда? Ладно, пятерых действительно многовато. Левша остается.

В коридоре к нам присоединился Конь, и мы поднялись наверх. Длинный ряд лифтовых дверей указывал на то, что здание когда-то было многоэтажным. Однако разногласия между Ираком и Китаем превратили его в подземелье, засыпанное радиоактивным мусором. Сейчас мы поймаем одного негодяя, Куцапов сломает ему челюсть, и Москва восстанет из пепла, аки птица феникс. Славно. Жаль только, что ничего не выйдет или выйдет, да снова не так. Уж очень красиво задумано: спасти мир, не напрягаясь. Вот сломать, не напрягаясь, уничтожить, размолотить в труху — это пожалуйста.

— Как насчет оружия? — поинтересовался я.

— Куда тебе? Ты у нас консультант по жизни в прошлом веке, — ехидно проговорил Куцапов. — Если что, мы с Мамой прикроем.

— А зачем нам Лиманский?

— Он начальник. Меня Тихон не послушает — гордый больно. Да, вот, Фирсов велел отдать. — Колян протянул мне дырокол, обернутый несвежей тряпицей. — Левше понравилось. Нам бы такую технику…

— И что бы вы сделали?

Куцапов промолчал и ускорил шаг. Он, возможно, был хороший тактик, но не стратег. Ему говорили: убей, и он убивал, свято веря, что каждый новый труп приближает его к свободе. А потом возвращался в тридцать восьмой и по знакомой тропинке спускался к бункеру. И снова спускался — на самый нижний из трех уцелевших этажей. Потому что забиться в нору — это в человеческой природе. Лучше дышать керосиновой вонью, чем созерцать пятьдесят километров руин и постепенно догадываться, что это — навсегда.

Мы погрузились в чудовищный шестиколесный автобус, и Конь, напевая какую-то скорбную мелодию, направил машину к светлеющему вдали лесу. Ко мне подсел Лиманский и, потеребив бородку, спросил:

— Миша, можно с вами на «ты»?

— Конечно, Евгений Петрович.

— Просто Петрович, без Евгения. Здесь так принято. Расскажите мне о другой версии.

— Опять проверяете легенду?

— Да ну, это Фирсов. Ему по должности положено, ты на него не обижайся.

— Когда получаешь что-то бесплатно, о цене не задумываешься. Теперь кажется, что каждый час, прожитый до первого нажатия на эту проклятую кнопку, был наполнен счастьем. И смыслом. Как описать? Ваша молодость, она ведь тоже прошла в спокойную пору. Реформы восемьдесят второго…