Механика вечности - Евгений Прошкин

— Михаил.

— Ксения и Михаил. Садитесь, разговор будет долгий. Веселый, сходи за Фирсовым.

Мы разместились на узких неудобных стульях, Левша занял место в углу. Автомат он так и не убрал, лишь опустил стволом вниз, готовый в любой момент перевести его в положение для стрельбы. Евгений Петрович скорбно разглядывал свою обувь и с дальнейшими расспросами не торопился — судя по всему, мы ждали какую-то важную птицу и берегли красноречие для нее.

Партизанский отряд совсем не был похож на Отдел «четыре нуля», о котором с таким трепетом рассказывала Ксения. Горстка небритых злодеев, носящих в сердце благородную идею освобождения родины и совершающих набеги на измученный город, — вот чем было местное Сопротивление. Каким образом они собирались вернуть стране свободу — устранением отдельных функционеров оккупационного режима? Или Сопротивление — только ширма для разбойничьего раздолья?

Одна из ламп, расставленных на полу в огромном количестве, затрещала и погасла, испустив тонкую струйку копоти. В комнате горело еще около десятка таких же, тем не менее Лиманский поднялся с кресла, открыл мощный сейф и вытащил оттуда белую пластиковую флягу. Аккуратно добавив керосину, он поставил канистру на место и вновь зажег фитиль. В его неторопливых действиях виделась въевшаяся привычка к порядку. Нет, Евгений Петрович не мог получать удовольствия от жизни в подполье. Вряд ли этот флегматичный человек примкнул к Сопротивлению из-за любви к насилию.

В коридоре послышались мягкие шаги и негромкий голос. Каждая вторая реплика сопровождалась дурацкой присказкой «слышь» — Веселый что-то кому-то доказывал. Его собеседник отвечал скупыми односложными фразами, и у меня появилось тревожное ощущение, что сейчас я снова встречу знакомого.

— Не от Тихона, — как заклинание, повторил Роджер, вваливаясь в кабинет.

За ним вошел тщедушный старичок, которому Евгений Петрович тут же уступил место. Последним из коридорного полумрака вынырнул здоровенный мужик лет сорока пяти. Над его могучими плечами возвышалась непропорционально крупная голова, которая казалась не выросшей из тела, а ввинченной в него насильно.

— Колян? — вырвалось у меня.

— Ну? — Куцапов, постаревший, но почти не изменившийся, остановился и слегка нагнулся, чтобы разглядеть меня получше. — Кто такой?

Ксения проронила «кхм-кхм» и потрогала указательным пальцем висок.

— А, нет… обознался, — пробормотал я.

— Вот, Иван Иванович, — обратился Лиманский к старику. — Я ведь предупреждал…

— Пока не вижу никакой трагедии, — проскрипел тот.

— Вернулись вместо Тихона.

— Как вернулись, с синхронизатором?

— Естественно.

— Та-ак… Тихон сам на вас вышел? — спросил Фирсов, впиваясь в меня взглядом.

Иван Иванович был похож на злого, нахохленного воробья. Его лицо покрывали морщины столь глубокие, что в них запросто можно было устроить тайник. Веки Фирсова вытянулись и превратились в две тонкие складки, мешавшие ему моргать. Из-под кожистых козырьков выглядывали маленькие воспаленные глаза, склонные подолгу смотреть в одну точку. Узкие, будто у ребенка, запястья были покрыты старческими пятнами. Иван Иванович носил нарочито старомодный классический костюм, словно подчеркивал, что душою находится в прошлом.

— Ну? Не молчи!

— Вы, наверно, решили, что мы воспользовались вашим прибором? У нас есть свой.

— Сами сделали?

— Да нет же! — возразила Ксения. — Дырокол мне передал Евгений Петрович.

— Любопытно… — Фирсов перекатил зрачки в сторону Лиманского, и тот боязливо съежился.

— Она утверждает, что мы с ней общались в ином э…

— В иной версии, — подсказала Ксения.

— Ну, допустим. В иной версии. И, мне кажется, это похоже на правду.

— Во всем виноват Отдел. — Ксения встала и прошлась по комнате. Левша внимательно следил за ее передвижением, опуская руку на автомат всякий раз, когда Ксения приближалась к Фирсову. — Война с Прибалтикой, вторжение ООН и новая война — ничего этого не случилось бы…

Все присутствующие перестали дышать и, как один, уставились на Ксению.

— Этого, возможно, не случилось бы, если б не эксперимент, затеянный Отделом. Решение принимал не Евгений Петрович, и уж, конечно, не я, мы с ним только исполнители…

Левша, качавшийся на металлическом ящике, гулко стукнулся спиной о стену и чуть не выронил оружие.

— Вообще-то всю кашу заварил я. — Это признание моя гортань исторгла с большим трудом, но дальше говорить было намного легче. — Первоначально в прошлое послали меня, вернее, того, кем я стал в две тысячи двадцать шестом. Послали с одной лишь целью: переправить синхронизатор на двадцать пять лет назад, чтобы выиграть время на его изучение.

— Две тысячи первый! — воскликнул Лиманский. — Иван Иванович, вот вам и ответ.

— Гражданка Ташкова передает ФСБ неизвестный прибор, происхождение которого объяснить не может, — не спеша произнес Фирсов, будто восстанавливая в памяти строку из отчета.

— Ташкова — это моя бывшая жена.

— Однако, — крякнул Веселый.

— Я получила задание вернуть Мишу домой, — сказала Ксения. — Но две тысячи шестой сильно отличался от того, что мы ожидали увидеть.

— Продолжайте, — поддержал Фирсов.

— Я хотела предупредить Отдел о последствиях операции, но, как я понимаю, никакого Отдела в данной версии нет.

— Вы сказали, что жили в другом времени — без войн и катаклизмов, — проговорил Иван Иванович. — Пожалуйста, подробнее.

— В каком смысле?

— Прочтите альтернативный курс новейшей истории. — Он жестко посмотрел на Ксению. — Хочу проверить, насколько глубоко проработана ваша легенда.

— Поня-ятно, — протянула Ксения и села рядом со мной. — Принимаете нас за шпионов.

— Слишком красиво все выходит. Мы двадцать пять лет не могли понять, откуда взялся синхронизатор, а вы приносите готовый ответ. Мы послали людей, чтобы они хоть как-то изменили ход событий, — на следующий день приходите вы и рисуете прямо-таки райскую жизнь. Скажи людям то, что они хотят от тебя услышать, и бери их голыми руками. Я угадал?

— Прибор действительно взялся из ниоткуда. Но это не так важно. Отдел, развернувший эксперимент, исчез. Что теперь делать, я не представляю.

— А делать ничего не надо, это забота Тихона, — подал голос Левша. — Без вас обойдемся.

— Тихон — голова, — поддержал его Веселый.

— Значит, сидим и ждем, когда вернется ваш Тихон и принесет с собой чистое небо и… что там еще?

— И детский смех, — подсказал я.

— В какой год он отправился?

— В тысяча девятьсот девяносто восьмой.

— Вот оно! — воскликнула Ксения, хлопнув себя по коленке.