Избранное - Петер Вереш
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Между тем политический ветерок дул, поддувал то справа, то слева. Управляющий графа Сердахеи возвратился с Запада. Появился откуда-то и господин Чатари, и один из родичей истребленной нилашистами семьи Шлезингера. Все они требовали, чтобы часть земли, согласно закону, была отдана им обратно. Шули Киш Варга с опаской прислушивался. С управляющим графа и с господином Чатари здоровался еще издали и с такой же собачьей преданностью заглядывал им в глаза, как тогда, на выборах, смотрел на Иштвана Балога и Андраша Раца, чтобы не забывали: на Яноша Варгу можно положиться.
Родственнику Шлезингера, — конечно, не ему лично, но так, чтобы он слышал, — Шули сказал: «Всех нилашистов без разбора надо повесить!»
В то время, на пороге зимы 1946 года, после победы на парламентских выборах партии мелких сельских хозяев у Яноша была только одна забота — сохранить полученные двенадцать хольдов.
Как ни изворотлив и хитер он был, а придумать ничего не мог. Конечно, при хороших отношениях с господами его могут и не тронуть. И землю, пожалуй, ему, как честному труженику, оставят. Можно спрятаться за спину Иштвана Балога: он, надо думать, в обиду не даст. Но весь вопрос в том, чья возьмет. Удержатся ли коммунисты? Ведь им сейчас что-то не повезло. К тому же Янош за последнее время как-то отдалился от них, и, возможно, Иштван Балог уже не считает его больше преданным человеком.
Так размышлял Янош Варга и, верный себе, из осторожности заходил иногда к «сельским хозяевам». В этой партии Шаргачизмаш Сабо, его старый знакомый, стал важной персоной, и Янош при встрече с ним низко кланялся и почтительно приветствовал его. Вместе с другими бедняками, которые, как и он, заискивали перед богатеями, Шули во всеуслышанье сетовал на то, что у Кокаи отняли землю, — как хотите, несправедливо, — и семье Сакмари тоже не отдают только потому, что они вернулись из эмиграции уже после 31 октября 1945 года. Одно дело отобрать землю у графа или Шлезингера — это правильно: ведь они большие господа, к тому же и чужаки, а все предки Кокаи, Сакмари, Гажо, Бачо-Келемена и им подобных здесь родились, здесь работали в поте лица. Даже росли вместе, вместе в школу ходили, мой дед мне, часто об этом рассказывал, — поддакивал Шули Варга, подлаживаясь к Шаргачизмашу Сабо. Если бы кому-нибудь из коммунистов заблагорассудилось спросить, зачем Киш Варга ходит к богатым крестьянам, он, который получил от демократического правительства двенадцать хольдов земли и лес на постройку, приобрел коня и повозку, — Янош и глазом бы не моргнул. «Хожу послушать, о чем они говорят, какие у них планы. Не беспокойтесь, я все расскажу вам. Зададим мы перцу этим господам — Шаргачизмашу Сабо, Кокаи и управляющему», — сказал бы он, потрясая кулаком по старинному крестьянскому обычаю.
* * *
А события развивались. Ференц Надь бежал за границу, Шаргачизмаша Сабо как шуйоковца[12] арестовали и отправили в лагерь. Началась перепись земельных участков. В областной совет на утверждение подали список, в него занесли также двенадцать хольдов земли и приусадебный участок в шестьдесят соток Шули Киш Варги. «А вдруг вычеркнут?» — подумывал он со страхом. Но потом успокоился: во время проверок о нем никто даже не вспомнил.
Все же на всякий случай Шули уединился, похоронил себя на хуторе и редко бывал в ячейке коммунистической партии. Он теперь уже не боялся колючего взгляда Иштвана Балога и не лез, как прежде, всем на глаза: вот я здесь, Янош Киш Варга. Зато его частенько можно было встретить в помещении национально-крестьянской партии, где он вел себя как свой человек. Теперь Шули явно предпочитал оставаться в тени. Нет, ему не улыбалось быть на виду, подлаживаться к кому бы то ни было, Шули только хотел держаться поближе к прежним середнячкам и к «новым» хозяевам, получившим землю по реформе. Он, Янош Варга, принадлежит к ним, его место среди них.
В крестьянской партии это нетрудно было сделать. Ведь партия крестьянская; кто земледелец — у того членской книжки не спросят. Да и у кого она сохранилась с 1945 года? У одних — ее разорвали дети, у других — она упала в колодец или утеряна в поле, где у крестьянина всегда полно работы. А у третьих — должна где-то быть, но где, не знают, — ведь они больше двух лет не платят и не думают платить членские взносы; а если так уж необходимо иметь членскую книжку, что ж, пусть выпишут новую, но это ведь не к спеху. Короче говоря, Шули Киш Варга чувствовал себя здесь действительно как дома, тем более что он давно не платил членские взносы в своей коммунистической ячейке.
Но все-таки в крестьянскую партию Янош не вступил: не стоило ссориться с Пиштой Балогом. Ведь еще не пришло решение комитатского совета относительно переписки земли и он еще не знает, сколько ему придется уплатить за строительный материал. Кроме того, хорошо было бы получить ссуду от УФОСа[13], чтобы сменить старую, выменянную за водку лошадь. Да к тому же болтают о раздело племенных нетелей и свиноматок — одним словом, пока еще нельзя порывать прежние связи. Но теперь он все же должен равняться на уже оперившихся, хотя и мелких хозяев. Его связывают с ними общие заботы, им есть о чем поговорить: о первом жеребенке, о первой телке, о первом опыте, приобретенном на своей собственной земле.
В коммунистической партии членами состоят и безземельные ремесленники, и люди других профессий. Ходят слухи, будто и староста тоже вступил в компартию, а ведь еще в прошлом году он состоял в партии мелких сельских хозяев и братался с Шаргачизмашем Сабо. Шули Киш Варга подумывал о том, что ему, пожалуй, надо менять партию.
* * *
Прошел год, и Шули Киш Варга начал строиться на участке, отведенном ему под дом. У настоящего хозяина должен быть дом и в деревне. Приезжая с хутора, он стыдился своей старой лачуги в переулке Варга. Что ни говори, неудобно солидному землевладельцу ютиться в таком закуточке. Распрягаешь лошадей во дворе, а хвосты их оказываются чуть ли не в сенях.
Но и на новом месте в селе он чувствовал себя не очень хорошо. Слишком много завистников вокруг. Здесь живут безземельные крестьяне или те, все богатство которых заключается в лошаденке да коровенке. Собственно говоря, теперь его место на Большой или Церковной улице, среди крестьян среднего достатка, — ведь на имя Яноша Варги навечно записано двенадцать хольдов, а сверх того он обрабатывает исполу и арендует еще
