Убить Троцкого - Юрий Маслиев

Оказывается, перед закрытием банка Маркина посетил Дедусенко, который входит от партии коммунистов в финансово-экономический совет временного земского правительства. Он предъявил требование, подписанное заместителем председателя совета, тоже коммунистом – М. Я. Линдбергом, о передаче Дедусенко всех ценностей, хранящихся в банке. Требование было мотивировано обострившейся военно-политической обстановкой, возможностью очередного переворота и эскалацией японской интервенции. В связи с этим рекомендовалось через эмиссара финансового отдела Я. Т. Дедусенко переправить ценности в более надежное место.

Маркин ответил, что не может выполнить этого требования, так как, во-первых: этот вопрос полномочен решать правительственный совет, а не финансово-экономический отдел; во-вторых: одного его (Маркина) решения недостаточно, поскольку такие операции курирует еще и начальник службы безопасности банка – господин Югович; и, в-третьих, на это требуется разрешение японских властей, иначе японцы, входящие в охрану банка, не позволяют совершать подобные операции.

Дедусенко, сказав, что японский караул он берет на себя и с этой стороны препятствий не будет, посоветовал ему уговорить Юговича. После того как Маркин гневно указал наглецу на дверь, тот вручил ему от Ольги письмо и перстень, при этом вежливо, но хладнокровно сообщив, что если Григорий Владимирович хочет видеть живой и здоровой свою дочь, то он рекомендует не обращаться с запросами ни в правительство, ни в японскую миссию. Времени на раздумье, на оформление бумаг и подготовку ценностей к эвакуации он дал два часа, иначе вместо целой и невредимой дочери он получит ее по частям.

– Вы бы видели его лицо, когда он говорил это… – мрачно произнес сразу заметно постаревший за эти часы, ранее всегда подтянутый, холено-элегантный Маркин. – Они выполнят свою угрозу. К тому же Дедусенко сказал, что он не знает, где находится Ольга, и что она будет возвращена только после того, как ценности будут погружены в вагон и отправлены в Благовещенск. Так что на него воздействовать бесполезно, – заключил он.

Утерев проступившие слезы, старик продолжал рассказывать:

– К счастью, Югович согласился, но потребовал моего разрешения на брак с Оленькой и переоформление на нее некоторых моих личных счетов в западных банках. Откуда он только о них знает – ума не приложу… – Маркин удивленно пожал плечами. – Я вынужден был дать согласие и уже послал по телеграфу шифрограмму в шанхайское отделение одного из английских банков. Утром в английской миссии будет готова доверенность на Ольгу, заверенная консулом. Я уже подписал… Но, дорогой мой, – Григорий Владимирович просительно дотронулся до рукава бекеши Михаила, – я много наслышан о вас и ваших друзьях от генерала Розанова. Он очень высокого мнения о ваших способностях и навыках. Вы знаете, о чем я говорю…

Он выжидательно посмотрел на Муравьева и продолжил:

– Я не доверяю обещаниям большевиков, с трудом верю Юговичу, хотя принял все его условия… Я очень прошу именно вас заняться розыском и освобождением моей дочери, – и, остановив пытающегося что-то сказать Михаила жестом, в котором, несмотря на отчаяние, все еще сквозила уверенность финансового воротилы, заметил: – Я прекрасно понимал намеки, которые делали вы в последний месяц. Возможно, вы были правы… Время покажет. Так вот, знайте: в случае успешного выполнения моего поручения вы немедленно получите пятьдесят тысяч английских фунтов, о которых не знает никто. Теперь знаете вы, но я уверен в вашей порядочности. Так как? – Григорий Владимирович вопросительно уставился на него.

Михаил не собирался, успокаивая старика, выкладывать всю известную ему информацию, во-первых – не будучи уверенным, что сам Маркин не участвует в этой афере, а во-вторых – не надеясь, что он сможет держать эти сведения при себе.

Поэтому он, дав согласие, сообщил, что кое-какая информация обрывками доходила к нему, и он надеется, что дочь будет возвращена, после чего откланялся и вышел из кабинета.

В фойе он увидел Юговича, который встретил его змеиной улыбкой победителя. Не здороваясь, Муравьев направился к выходу, посмеиваясь про себя: «Битому неймется. Опять этот наступает на те же грабли».

Муравьев зашел в подъезд дома напротив. В одной из маленьких квартир расположились агенты, наблюдающие за банком и за Юговичем. Михаил рассчитался с ними и отпустил за ненадобностью.

Вернувшись к оставленному фаэтону, он, едва вскочив на подножку, погнал кучера к ожидающим его друзьям.

Через несколько минут они уже находились в комнате, которую только что покинули агенты. Муравьёв в бинокль принялся внимательно следить через окно за входом в банк. Главной целью являлся Югович. И хотя Михаил на девяносто девять процентов был уверен, что тот вскоре появится в домике, где находится Ольга Маркина, рисковать они не стали, решив издалека проводить его к нареченной.

Не прошло и часа, как к банку подъехал грузовик. Под его тентом с заднего борта, в зыбком свете уличного фонаря, вокруг которого кружился снег, были видны японские солдаты. После короткой заминки ворота, ведущие во внутренний двор банка, распахнулись, и грузовик медленно въехал внутрь.

Вскоре в сопровождении верховых показались, натужно рыча, еще несколько грузовиков. Они попали во двор тем же путём.

Улица вымерла. Была глубокая ночь.

– А теперь внимание! – возбужденно произнес Михаил. – Если я правильно рассчитал, то вскоре должен выйти Югович то ли с чемоданом, то ли с объемным пакетом либо с какой-нибудь другой кладью в руках. За свое посредничество он должен сорвать с японцев и большевиков солидный куш.

Действительно, не прошло и двадцати минут, как на крыльце банка появился Югович с объемистым саквояжем в руках. Опасливо, как вор, оглядываясь по сторонам, он сел в ожидавшую его пролетку и немедленно двинулся именно по тому маршруту, который перед этим Михаил определил как наиболее перспективный.

Не сговариваясь, друзья кинулись на улицу. Перехватить Юговича по дороге без шума было практически невозможно, и Михаил уже заранее решил захватить его в доме, когда тот немного расслабится.

Операция подходила к своему завершению. Михаил хотел закончить ее тихо, без крови, чтобы к утру, не привлекая к себе внимания, оказаться на борту американского корабля.

Как и было заранее намечено, Лопатин и Блюм, бешено нахлестывая коней, двинулись по параллельной маршруту Юговича улице и, обогнав, проверяли его движение на каждом перекрестке. Михаил же, отпустив его далеко от себя и практически невидимый в темноте на таком расстоянии, двинулся на своем фаэтоне за ним следом, чтобы, в случае если Югович надумает вдруг изменить маршрут, перехватить последнего на обратном пути.

Многоквартирные дома, стоящие сплошной чередой, по мере приближения к цели стали попадаться все реже, плавно переходя в пригород, белеющий покрытыми снегом крышами особняков; и только редко среди них попадались длинные бараки и двухэтажные здания с обшарпанными подъездами, где ютилась городская голытьба.

Не доезжая одного из таких домов, сразу за перекрестком Михаила перехватил Лопатин, ожидавший его уже минут десять.

Привязав поводья к фаэтону, возле которого возился Блюм, они зашли под небольшую деревянную арку. Из нее наискосок хорошо просматривался особняк, где находился Югович.

– Дело окажется сложнее, чем мы предполагали, – сразу, как только они скрылись в темноте арочного свода, хмуро сказал Лопатин.

Оказывается, агенты, дежурившие здесь, передали новую информацию. Пока друзья наблюдали за банком и выслеживали Юговича, к особняку подъехала машина, из нее вышли трое японских солдат; ими командовал человек в штатском. Они зашли в дом, и до прихода Юговича оттуда никто не показывался. Минут десять назад приехал Югович. Он, отпустив извозчика, зашел в дом, после чего раздался приглушенный выстрел, и опять все стихло. Только теперь уже у крыльца появился японский часовой.

Было видно, что, пересказывая события, агент заметно трусил. Его можно было понять. Одно дело – выслеживать влюбленную парочку и вести наблюдение за их гнездышком, другое – ввязаться в политическую интригу, да еще с явной мокрухой, да еще если в это дело замешаны японцы, от которых пощады, а не то что понимания, не жди.

Михаил сразу устранил это недоразумение, пообещав утроить и так немалый гонорар и выдав агенту часть денег сразу, а окончательный расчет пообещав через десять – пятнадцать минут, если они постерегут два спрятанных за углом фаэтона. Правда, пришлось усилить этот аргумент угрожающим заявлением о том, что ему известны адреса, где проживают агенты со своими семьями.

Политика кнута и пряника подействовала мгновенно. Бывшие филеры были тертые калачи, поэтому все поняли с полуслова, и через минуту Блюм, передавший поводья новым охранникам, присоединился к товарищам.