Пришедшие с мечом - Екатерина Владимировна Глаголева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Со стороны леса раздался сигнал трубы: парламентер. Подскакав вместе с трубачом, русский офицер остановился в нерешительности, не зная, к кому обратиться.
– Наполеон и его гвардия разбиты! – объявил он громко по-французски. – Вы окружены, нас двадцать тысяч, генерал Милорадович предлагает вам сдаться!
Из толпы вышел генерал Гийон, потерявший всех своих солдат.
– Возвращайтесь туда, откуда вы прибыли, и скажите тому, кто вас послал, что у нас есть восемьдесят тысяч! Мы не сдадимся!
Больше всех удивились французы, услышав эту заносчивую фразу; офицер пожал плечами и ускакал.
Через несколько минут холмы слева от дороги окутались клубами порохового дыма, на толпу посыпались гранаты и картечь.
– Офицеры, ко мне! – крикнул генерал Гильемино.
Из толпы вышли несколько генералов, полковников и прочих офицеров; сбившихся в кучу людей поделили на взводы и стали строить в боевой порядок; каждым взводом командовал генерал. Только гвардейские моряки потребовали в начальники одного из своих офицеров: до сих пор их полковником был сам император.
До Красного оставалось около двух лье, но дойти туда под огнем и угрозой атаки с флангов было невозможно, необходимо занять позицию и обороняться. Позади, со стороны Смоленска, тоже доносились отзвуки стрельбы: вице-король с остатками Итальянской армии противостоял натиску генерала Раевского. Гильемино решил пробиваться к нему.
Пехотный полк Евгения Вюртембергского нежданно был атакован с тыла, но конница Меллера-Закомельского опрокинула французов. Однако, врубившись в пехотную колонну, Московский драгунский полк так и не смог пробиться к ее хвосту: лошади были настолько изнурены, что не могли идти вперед. Впрочем, и у французов уже не оставалось сил ни защищаться, ни убегать, они бросали оружие и сдавались в плен. Наступившая темнота оборвала бой, и все испытали облегчение.
…Строжайше соблюдая тишину, Богарне вел своих людей полем, обходя русские биваки. В небе некстати расступились тучи, лунный свет разлился над заснеженной землей, предательски указав на измученных людей, боявшихся кашлянуть или слишком громко дышать.
– Стой! Кто идет?
Передние замерли в ужасе, не зная, что им делать.
– Мы из Уваровского полка! – раздался голос поляка Клицкого. – Свои!
Колонна прошла дальше, то и дело останавливаясь и оборачиваясь назад, когда казачьи пикеты подъезжали слишком близко, однако те ни разу не попытались стрелять. После двух часов ужасного напряжения вышли наконец на большую дорогу и к утру были в Красном.
* * *
Вся армия Кутузова стояла между Новосёлками и Шевнево. У палатки главнокомандующего служили молебен; солдаты с обнаженными головами крестились и становились на колени, целуя иконы и раки с мощами, возле которых горели свечи; полковые попы читали проповеди. Французские офицеры смотрели издали на эти проявления религиозного фанатизма. Какая дикость!
Беннигсен разработал новый план: напасть на французов двумя колоннами – с фронта, через Уварово, и с тыла, зайдя от Доброго; Ожаровский будет перехватывать прорвавшихся у Синяков. Нужно помешать Наполеону уйти в Оршу и Борисов, соединиться с Виктором, Удино и Шварценбергом! Толь и Коновницын поддержали этот план; атаку назначили на утро, но около часа ночи Кутузов ее отменил: в Красном – вся Императорская гвардия, его войскам она не по зубам, он не станет попусту проливать кровь своих солдат. Беннигсен ворвался к нему, брызжа слюной; светлейший показал ему письмо от государя с повелением Беннигсену отправляться в Калугу и ждать там дальнейших указаний.
* * *
Выступив в полночь, корпус Даву кое-как перебрался к середине дня через глубокий овраг. До Красного оставалось два лье, и дорога казалась свободной. Правда, на левом фланге маячил неприятель, но поскольку его было видно постоянно с самого выхода из Смоленска, на левый фланг просто отправили стрелков и прибавили шагу.
Полсотни русских пушек стреляли картечью почти в упор; под Пюибюском сразу убило коня, его сын был ранен в ногу, но вернулся и помог отцу подняться. Люди вокруг них падали один за другим на окровавленный снег, всё смешалось. Пюибюски выпрягли лошадь из повозки, чтобы виконт мог сесть верхом, отец и сын устремились к рощице справа. Картечь сыпалась со всех сторон; Луи вдруг резко повернул свою лошадь и загородил собой отца; тот уговаривал его не жертвовать собой; наконец они пустили лошадей во всю прыть. Едва они скрылись в спасительном леске, как казаки пошли в атаку; Пюибюски видели, как погибали их спутники и слуги, весь их багаж стал добычей казаков.
Они были с ног до головы облеплены снегом с грязью, которую взбивала картечь, одежда порвалась в нескольких местах. Рану Луи перевязали какой-то тряпкой прямо поверх панталон – она казалась неопасной. В лесу бродили еще несколько солдат, сбиваясь в кучку. Пока светло, надо было наметить направление движения, идти и идти без остановки, избегая селений, насколько это возможно, чтобы выбраться на дорогу и присоединиться к Великой армии.
Казаки словно вырастали из-под земли, но так же быстро пропадали, отогнанные ружейными выстрелами. По пути французы подбирали других беглецов, принадлежавших к самым разным нациям. Виконт де Пюибюск негласно считался командиром, но ему стоило большого труда сколотить из этих одиночек какое-то подобие отряда. К концу второго дня похода, после неожиданно упорной стычки с казаками, они вышли к Днепру, покрытому тонкой коркой льда. Казаки смотрели издали, как французы перебираются на тот берег; последние провалились в темную воду, их тотчас затянуло под лед быстрым течением. Выстрелив несколько раз по уцелевшим (которые не отвечали, экономя патроны), казаки повернули коней.
Французы пробирались еловым бором. Вечером, когда уже стемнело, они вышли на поляну, где стояла деревенька. Избушки были заняты отбившимися от своих частей солдатами; отряд вырос до ста восьмидесяти человек. Пюибюск предложил им отдохнуть несколько часов и около полуночи пойти дальше: до армии, должно быть, не больше нескольких лье, но доводы рассудка, мольбы, угрозы не возымели никакого действия – всё равно умирать, так лучше здесь, в тепле. Люди, не евшие уже двое суток, изнемогали от усталости. Виконт упорно обходил избы, вербуя себе товарищей, готовых покинуть укрытие и вновь обречь себя на муки ночного перехода. Занимался день, когда несколько безлошадных кавалеристов, живших в одном сарае, дали свое согласие. Пюибюски вышли посмотреть, всё ли тихо, и увидели колонну русской пехоты с несколькими орудиями, сопровождаемую тучей казаков.
Не успел виконт поднять
