Пришедшие с мечом - Екатерина Владимировна Глаголева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Почему меня не убило тогда! – воскликнул Луи. – Я не увидел бы, как ты погибнешь в какой-то дыре! Наша семья никогда не узнает, что с нами стало…
Его голос прервался. Виконт смотрел на него увлажнившимися глазами: его мальчик! Первенец. Продолжатель рода, вместилище надежд…
Отец и сын крепко пожали друг другу руки (не произнося вслух слово: «на прощанье»). Затем четверо французов вставили в ружья новые кремни, достали из ножен сабли и положили так, чтоб были под рукой. Если им суждено сегодня погибнуть, то они дорого продадут свою жизнь. Зарядив картечью мушкетон, виконт спрятался за сундуком посреди хлева. Едва он успел это сделать, как дверь открылась, впустив русского офицера с четырьмя солдатами. Один встал у дверей, трое остальных держались рядом с офицером, выставив вперед штыки. Как только они поравнялись с сундуком, не заметив Пюибюска, тот выскочил, нацелил на них свое смертоносное оружие, способное сразить всех четверых, и цыкнул, приказав молчать. Ошеломленные русские положили оружие; один из французов взял на прицел караульного у двери, второй направил пистолеты на солдат, Луи – на офицера. Держа палец на спусковом крючке, Пюибюск шепотом потребовал от офицера клятвы в том, что их возьмут в плен по всем правилам войны; сын повторил его слова по-русски и заставил офицера побожиться.
У хлева уже толпились казаки, требуя французов на расправу; на лице русского офицера отразилась целая буря чувств; страх и сомнение сменились решимостью. Он вышел первым и попытался отогнать казаков криком – это не помогло; по счастью, другие офицеры пришли ему на помощь, орудуя нагайками, но лишь когда Луи швырнул наземь кошель с наполеондорами, казаки забыли о пленных и бросились подбирать деньги. Французы уцепились за гриву коня своего спасителя, беспрестанно напоминая ему его клятву. Через несколько минут их привели к генералу Мартынову – пятидесятилетнему наказному атаману с седыми волосами, стриженными в кружок. Пюибюски крепко обнялись («Живы!»), но тотчас приняли позу, подобающую французам. Офицер пояснил генералу, что это отец и сын; тот сказал, что рад их чудесному спасению во время утренней резни.
Два часа спустя приехал граф Платов – непосредственный начальник Мартынова; выслушал его рассказ, велел посадить пленных в свои сани. Его отряды вели бой с корпусом маршала Нея, он возвращался туда.
* * *
В пять часов утра из Красного вышли две колонны: одна – на Смоленск, вторая – на Уварово. Вторую вёл Роге, первую – сам Наполеон. «Довольно я уже побыл императором, пора снова стать генералом», – сказал он, надвинув поглубже свою «маленькую шляпу». В Красном остался Клапаред с Вислинским легионом из четырех полков – охранять обоз и раненых; Богарне со своими доходягами двинулся дальше на запад, к Лядам.
Впереди расстилалась снежная равнина; из таявшей ночной темноты проступали русские батареи и батальоны, заслонившие горизонт с трех сторон. Русских было впятеро больше, чем французов, но на них надвигались каре, на которых словно было написано: «Аустерлиц», «Йена», «Фридланд», «Ваграм» – живые крепости, символы несокрушимости. Милорадович решил действовать одной лишь артиллерией.
…Молодая гвардия держалась уже три часа, погибая, но не отступая ни на шаг. Все французские пушки были разбиты, ружейные пули до русских не долетали, и всё же гвардейцы даже не помышляли о бегстве: Даву уже приближался к Красному, прорвавшись сквозь тучи казаков, бросив обоз и пушки и позволив своим людям рассыпаться по полю, чтобы у них было больше шансов на спасение. Колонну, шедшую по тракту, атаковали драгуны, гусары и уланы, хотя и не так стремительно из-за глубокого снега в придорожных канавах; потери были велики, но колонна всё же отбилась ружейным огнем.
Около одиннадцати к Наполеону прибыл ординарец с донесением от Клапареда: дорога на Ляды перекрыта, путь к отступлению отрезан. С другой стороны подбежал адъютант, оскальзываясь на обледеневшем снегу: русские установили пушки на пригорке у нас над головой! Сейчас начнут стрелять и оттуда! Император взглянул вверх, оценивая опасность.
– Ну, пусть один из стрелковых батальонов их захватит! – И, более не думая об этом, послал ординарца за Мортье.
Ней всё еще в Смоленске или рядом с ним! Но ждать его здесь – значит погубить Гвардию. Идти ему навстречу – всё едино: русские отступят, разбить их не получится, а за последние сутки множество людей замерзли или умерли от голода. И в том, и в другом случае жертва велика… А, вот и Мортье.
– Нельзя больше терять ни минуты, Кутузов может дойти до Орши раньше меня, я отправляюсь туда со Старой гвардией, чтобы занять этот путь. Продержитесь в Красном до ночи вместе с Даву, а после идите следом.
Ней, Ней! Как болит сердце…
К двум часам дня у Роге, выдержавшего две кавалерийские атаки, оставалось всего половина солдат и одиннадцать офицеров. Голландский гвардейский полк уменьшился на треть и отступил со своей позиции. В это время Даву сколотил несколько взводов из еще боеспособных солдат и повел их на помощь своим. Под командой Мортье оказалось около трех тысяч человек, он приказал им забрать раненых и отступать шагом.
– Солдаты, вы слышали приказ маршала? – прокричал генерал Делаборд. – Идем обыкновенным шагом! Шагом!
Картечь сыпалась с неба убийственным градом, но каре отступали, как на учениях.
* * *
Корпус Дохтурова шел к Доброму, рассчитывая встать поперек большой дороги и устроить французам баню. Справа слышалась беспрерывная орудийная пальба, до самого Красного всё затянуло дымом. Было уже далеко за полдень, все досадовали, что слишком тихо идут, хотя снег из-за оттепели налипал на колеса орудий, а лошади увязали в нём по колено. Наконец полки остановились на небольшой возвышенности, спускавшейся к большой дороге, и выставили вперед орудия.
На дороге, за березовой рощей, что-то шевелилось во мгле; генерал Тормасов со свитой тщетно пытался разглядеть, что же это такое; пехотные и артиллерийские офицеры тоже таращились на дорогу… Солдатам приказали кричать «ура!», чтобы понять, свои там или чужие. Как только крикнули, со стороны дороги блеснул огонь, визжащее ядро ударилось в землю, обдав снежной грязью всадников, лошади пятились и вставали на дыбы, одна упала, другой перебило ногу, с генерала слетела шапка… Артиллеристы открыли огонь по дороге, целясь на
