Пришедшие с мечом - Екатерина Владимировна Глаголева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я нахожу, что вы без пользы потеряли целый месяц, прежде чем начать закупать лошадей. Эта потеря невосполнима. Закупите лошадей для артиллерии и обозов. Наша потребность в лошадях огромна, и нужны они срочно. Нап.»
* * *
Императорская колонна выступила из Смоленска первой – всё еще твердым шагом, но объятая мрачным унынием. В шестом часу утра было еще совсем темно; люди, лошади, орудия скатывались по обледенелым склонам оврагов, падая друг на друга, и тогда морозный воздух оглашался бранью, резкими звуками хлыста, окриками, скрипом и скрежетом. У Виленских ворот возникла страшная давка, самому Наполеону чуть не намяли бока. Отовсюду сыпались ругань и проклятия – будто бы не адресованные никому конкретно, хотя… Французы достаточно овладели искусством иронии. Наполеон напустил на себя озабоченный вид и как будто ушел в свои мысли, чтобы сохранить лицо. К воротам приволоклись раненые и умоляли всякого, кто ехал верхом или в санях, взять их с собой во имя человечности; на них даже не оглядывались.
«Зачем было так долго оставаться в сожженном, разоренном Смоленске, вместо того чтобы захватить провиант и сразу уйти отсюда? – зло думал про себя Коленкур. – Он хочет придать бегству вид гордого отступления на заранее подготовленные позиции! Кого он обманывает? Приказал взорвать крепостные башни, чтобы они не задерживали армию, когда она сюда вернется – как будто никто не понимает, что… Армия! Что он называет армией? Толпу голодных, иззябших людей, рыскающих по округе в поисках пропитания и забывших само понятие дисциплины? Дравшихся и даже убивавших друг друга за кусок хлеба? Неман перешли тридцать семь тысяч конников, теперь от них осталось тысяча восемьсот человек. Артиллерия тоже страдает от нехватки лошадей; он дал артиллеристам день на их перековку! Кузниц нет или они испорчены, людям не хватает сил удержать в руках молот – как он себе представлял перековку лошадей, этих росинантов, которые вряд ли вообще дойдут до Вильны? В результате часть артиллерии с обозом пришлось бросить или уничтожить. Великая армия! От нее осталось тридцать тысяч строевых солдат. Он не послушал меня, Раппа, Фуше – да вообще никого, кто отговаривал его от этой безумной затеи. И всё же они пошли за ним, как всегда, – почему? Зачем?.. Франция воюет уже двадцать лет; за это время родились, выросли и возмужали дети, не знавшие ничего иного. Двадцать лет назад победным кличем было "Да здравствует нация!" Он сумел заменить собой Францию».
Коленкур помнил, как менялось отношение к его стране. Времена кружев, красных каблуков, высоких напудренных париков давно ушли в прошлое; нация острословов, храбрецов, женолюбов, ценителей всего изящного, законодателей мод, поэтов, ученых и вольнодумцев превратилась сначала в народ цареубийц, а затем в военную машину, повинующуюся злой воле тирана. Ненависть к нему распространилась и на его соотечественников, а что будут говорить о французах после этой кампании? Они шли сюда освободителями, рыцарями в сияющих доспехах, и во что они превратились? В Гжатске поляки, испанцы и португальцы перед отступлением перебили больше тысячи пленных русских, чтобы не тащить их с собой, – у всех были одинаково размозжены головы. Варварство! И по нему теперь будут судить о французах! Обо всех французах – и о тех, кто были здесь, и о тех, кто оставались дома, и о тех, кто убивал, и о тех, кто восставал против убийства, и о равнодушных, и о тех, кто занимался своим делом, думая о грядущем!..
За весь первый день удалось пройти только пять лье, достигнув Катыни, где Наполеон заночевал в единственной уцелевшей избушке. Жюно со своим Вестфальским корпусом, от которого осталось всего семьсот человек, пошел дальше, в Красный; вышедшие раньше нестроевые и раненые солдаты уже миновали Ляды; три корпуса всё еще оставались в Смоленске. Утром гвардия продолжила путь.
* * *
За столом хватило места только для Кутузова и Беннигсена, которому фельдмаршал предложил завтракать с собою. Взяв поданную ему светлейшим тарелку с котлеткой и рюмку вина, Ермолов отошел к окошку. Его доклад о том, что Наполеон уже сутки как покинул Смоленск вместе с гвардией, выступив на Красный, чрезвычайно поднял настроение главнокомандующему, который кушал с большим аппетитом. Даже восклицания Беннигсена, настаивавшего на скорейшем движении армии к Красному, как будто не досаждали ему. Беннигсен удивлялся Наполеону, напрасно потерявшему пять суток в Смоленске. Если бы он успел перейти на правый берег Днепра в Дубровне, наши корпуса не то что не преследовали бы его, а даже не заметили бы!
* * *
Около полуночи четырех узников вывели из Молоховской кордегардии и погнали в темноту. Едва они отошли от стены на сотню саженей, как башня взорвалась с превеликим грохотом. Конвойные припустили бегом, забыв про арестантов, которые попа́дали на землю, закрыв голову руками. Вскрикнул Тит Иванович Кусонский – ему угодило камнем по затылку. Взрывы слышались и в других местах, правее и левее: взлетели на воздух Пятницкие ворота, Лазаревские, Микулинская башня, Богословская, Безымянная, Стефанская… Где-то кричали надрывно; гудело пламя, уносясь в чернильную ночь. Яков Петрович Тимофевич шептал помертвевшими губами молитву: «Пресвятая Дева, непорочная Богоматерь! Услышь меня, грешного и недостойного раба Божия, услышь и не оставь меня в горе и опасности. Приди и покрой меня своим святым покровом, укажи путь ко спасению. Упроси Сына Твоего и Бога нашего не оставить меня и покрыть меня от зла. Аминь». Два дня назад их привели сюда на расстрел, но перед конвоем пала бомба, разметав в стороны солдат, и четырем смоленским дворянам удалось избежать участи Семена Ивановича Шубина, казненного злодеями за Свирскою церковью. Храбрец был, упокой, Господи, его душу: всего-то четырнадцать душ имел во владении, а как французы его начисто разорили, собрал крестьян в ближайших деревнях, выпросил у драгунского майора команду себе в помощь и с ними напал на фуражиров, вот только не порешил их всех, а взял в полон, уговаривал перейти на свою сторону. Двое убежали и навели на него большой отряд, когда он уж драгун от себя отпустил… Жомини ему самому предложил перейти на службу к французам, да только Семен Иванович отказался. Жена его вдовой осталась, с двумя дочерьми – Агафьей и Татьяной, мать с сестрами, и денег ни гроша…
Ну, вроде затихло. Поднявшись, Яков Тимофевич и брат его Алексей подхватили под руки охавшего Кусонского и поволокли на свет пожаров; Николай Иванович Адамович тащился за ними следом. Кашляя от гари
