Пришедшие с мечом - Екатерина Владимировна Глаголева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Снег был рыхлый и мягкий, ноги проваливались в него по колено. Передние, прокладывавшие дорогу, быстро выбивались из сил, начиная хрипло дышать; их сменяли задние. Страх подгонял вперед, узкой тропы было мало; колонна рассыпалась, пробираясь между деревьями, все сани были брошены. Сзади послышалась пальба, конский топот; пришлось отделить отряд прикрывать отступление, выставив цепь стрелков. Лес, однако, скоро кончился; треск ружей теперь раздавался и сбоку, и спереди – русские их опередили, им грозит окружение! Колонна устремилась вперед, не отвечая на выстрелы и не оборачиваясь на свой арьергард; тот отступал поэшелонно, теряя людей десятками, и нагнал колонну возле усадьбы, из окон которой стреляли русские. После упорного боя, длившегося не меньше двух часов, голова колонны скатилась в овраг с черной не замерзшей речкой; у небольшого деревянного моста дожидались вооруженные крестьяне. Мужиков распугали быстро, но мост был слишком узким, речку переходили вброд. От ледяной воды перехватывало дыхание, намокшие панталоны обхватывали ноги липкими холодными пальцами, посылая дрожь по хребту. Как-то не сразу заметили, что русские их больше не преследуют. Это было непонятно и страшно. Впереди стоял поросший березами холм; французы полезли на него.
Русские неподвижно стояли вдалеке, выстроившись в боевой порядок и окружив холм со всех сторон; мост через речку горел. Солнце клонилось к закату; все смотрели на него с одной мыслью: восхода они уже не увидят. Русские выслали вперед застрельщиков; французы молчали – берегли патроны. Когда русские двинулись рядами на холм, французы, подпустив их поближе, дали залп, и тотчас из их рядов выскочила рота егерей со штыками наперевес: ворвавшись в середину неприятеля, они срывали с убитых патронные сумки, возвращаясь к своим с ценной добычей.
Солнце. Оно висело над горизонтом, давая насмотреться на себя напоследок. С другой стороны холма березы уже нырнули в тень, ручей под тонким льдом казался синей веной на белой руке; в том месте, где вены коснулся ланцет, остались темные брызги на снегу – мертвые тела ногами в воде.
Полковник Абержу командовал с веткой в руке, забыв вынуть из ножен саблю. Люди смеялись, глядя на него, хотя смешного было мало. Одного поляка, слишком далеко проникшего в ряды неприятеля во время новой штыковой атаки, взяли в плен, но отпустили, чтобы он доставил своему командиру предложение сдаться. Французы окружены, к русским подходят свежие силы. Своим упорным сопротивлением они лишь ожесточают солдат; если они не капитулируют, их всех перебьют. «Je ne me rendrai pas»[35], – твердил Абержу на все доводы офицеров, глядя безумными глазами на склон холма, усыпанный трупами и ветками берез. Лекари сбивались с ног, бросаясь от одного раненого к другому; младший лейтенант Гюлен, племянник парижского коменданта, был убит.
Русские вновь взбирались на холм, на правом их фланге шли барабанщики, изо всех сил стуча палочками по натянутой коже. «Ура!» Неприятели перемешались, так что уже нельзя было понять, где кто; измученные длинным тяжелым днем, французы оскальзывались на снегу, падали навзничь, умоляя о пощаде, их кололи штыками и добивали прикладами. Лейтенант отбил саблей нацеленное на него ружье, отразил штыковой удар и бросился бежать. «Rodolphe, Rodolphe, rendez-vous ou vous serez mort!»[36] – услышал он голос товарища за своей спиной. Остановившись, он выронил саблю, поднял руки и медленно повернулся.
Из двенадцати сотен солдат в живых осталось триста семьдесят; рядом с Абержу стояли семнадцать офицеров и лекарь. Их окружили русские офицеры, прекрасно владевшие французским. Какая честь для них! Они – пленники русской гвардии! Вдалеке еще слышались редкие выстрелы и глухие удары прикладами: это добивали раненых. Лейтенант по имени Родольф потребовал прекратить резню; ему хладнокровно отвечали, что это егеря стреляют зайцев.
От мороза сводило скулы; замерзшие ступни одеревенели; солнце скрылось за лесом; ветки берез казались нарисованными тушью на гаснущем небе. Пленных считали и пересчитывали, заставляя называть имя и звание. Послали в соседнее имение за столом, бумагой и чернилами, чтобы составить полный список. Наконец, заледеневших французов погнали по дороге. Полковник Абержу ковылял впереди, смаргивая слезы; на его лошади ехал русский офицер, громко расхваливая ее стати.
Ночевали в том самом имении, из которого привозили стол и бумагу. Пленных поместили в громадном зале, где, должно быть, раньше устраивали балы; им дали хлеба с квасом. Русские тоже сидели среди них – веселые, оживленные. Оказалось, что в этом имении французы заготовили провизию для своей армии: муку, сухари, вино, полсотни голов скота – вот так находка! Русский офицер просил доктора-француза осмотреть раненых; тот ответил, что с радостью это сделает, если ему вернут его сумку с инструментами. Сумку нигде не могли отыскать: все инструменты были серебряными.
Неожиданно веселый говор смолкнул: в зале появился призрак. Вид совершенно обнаженного человека, покрытого кровью с головы до ног, заставил вздрогнуть даже бывалых ветеранов. «Regardez comment vos soldats traitent des officiers français! – выкрикивал он хриплым, каркающим голосом. – Des brutes! Ils m'ont désabillé et laissé tout nu, dans la neige!»[37] Человек закашлялся. У него было рассечено одно ухо, разбита голова, левая рука и бедро покрыты ранами, а из сквозного отверстия в груди пузырилась розовая пена; ему накинули на плечи широкий плащ. Французы смотрели с ужасом, не узнавая. «Mes amis, je suis Boniface…»[38] – на этих словах он рухнул ничком.
Явился русский генерал – красивый, стройный, учтивый, с хорошими манерами. Он выразил свое огорчение тем, что французы так долго не соглашались капитулировать, – к чему было проливать столько крови? «Вы сделали бы гораздо лучше, если бы поступили, как генерал Ожеро, который сдался вчера после нескольких минут сопротивления, видя невозможность выстоять против нас долгое время», – сообщил он. Генерал Ожеро? Брат маршала? И что теперь с ними будет? Генерал Бороздин объяснил, что их отвезут в Сибирь, где еще холоднее, чем здесь, мороз лишит их сил, парализует волю, к тому же «народ рабов» (он так и сказал!) настроен против них.
После его ухода подали ужин – несколько больших кусков мяса, которые русские офицеры разделили со своими пленниками. Наутро хозяин имения угостил всех щами и медом. Для пленных офицеров приготовили розвальни, чтобы доставить их в главную квартиру под конвоем казаков. Лейтенант Бонифас тоже хотел
