Актуальные проблемы языкознания ГДР: Язык – Идеология – Общество - Николай Сергеевич Чемоданов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«zu handwerken oder andern Geschäften»
(«ремеслам или другой деятельности»),
учились
«die teutsche Sprach zu schreiben und zu lesen»
(«писать и читать на немецком языке»)[319],
потому что латынь продолжала играть значительную роль в системе образования.
Тот, кто стремился к образованию в более высоком смысле этого слова, все еще был вынужден начинать с посещения латинской школы. Немецкая речь (tutschreden) оттуда изгонялась, и латынь насаждалась даже в качестве разговорного языка учеников. Правда, случаи наказаний доказывают, что эти чрезмерные требования не всегда послушно исполнялись. И большой уступкой было даже сделанное исключение, сводившееся к тому, что ученики
«uzswenig der schüll mit vatter, mutter vnd leyschen personen mögen… zü ir notturfft tütsch wol reden»
(«за пределами школы могут при необходимости говорить с отцом, матерью и дворовыми людьми по-немецки»)[320].
Для поступления в университет латинская школа была обязательным условием, потому что в университетах латынь как язык науки и господствующей идеологии прочно удерживала позиции. С расцветом гуманизма эта тенденция еще больше усилилась. Очень узкий в социальном отношении круг ученых оценил практические преимущества, связанные с интернациональным характером ученой латыни, которая предоставляла возможность для межнациональной дискуссии и многостороннего общеевропейского духовного и культурного общения. Конечно, в результате возрастающей доступности образования и знаний для широких социальных слоев латынь постепенно стала оттесняться родным языком, хотя бы уже по причине слишком большой сложности латинских текстов. Но при том уровне развития немецкого языка не могло быть еще и речи о внезапном отказе от наследия международной латыни в соответствующих сферах ее функционального применения. Еще не существовало единого продуктивного немецкого языка специальной и научной прозы, который удовлетворял бы потребности стремительно развивавшихся профессиональных и научных областей[321], поскольку не было еще и национального немецкого литературного языка, в рамках которого мог бы развиваться первый. Для его появления отсутствовали прежде всего необходимые общественные и политические условия. Хотя в 20-е годы XVI века национальное движение на немецкой земле и достигло своего апогея, но отрицательный исход Крестьянской войны обострил социальные противоречия и усилил политическую раздробленность к выгоде местных князей, так что политическое становление немецкой нации вновь приостановилось. Вследствие этого не могло быть также и речи о национальном немецком литературном языке, то есть об общепринятой устной и письменной форме существования языка в общенациональном масштабе, которая, преодолев границы территориальных диалектов, опиралась бы на широкую социальную основу и была пригодна для самых различных содержательных функций, в том числе наивысшей степени сложности. Даже высокообразованный, много путешествовавший и знающий все коммуникативные формы Лютер вынужден был, например, признать в отношении швейцарского языка Цвингли, этого юго-западнонемецкого территориального варианта языка немецкой народности, что
«einer inöcht schwitzen ehe ers verstehet»
(«вспотеешь, пока его поймешь»)[322].
В те времена всемогущая латынь еще препятствовала дальнейшему превращению немецкого языка в универсальный инструмент общенационального значения.
3.2. Новое в коммуникативных отношениях
В начале XVI века были в основном сломлены преграды, воздвигнутые латынью на пути развития немецкого языка. Накапливались многочисленные изменения в повседневном быту людей, в широких массах росло недовольство социальными диспропорциями и несоответствиями и стремление смягчить их, устранить или даже преодолеть, а также приобрести право на приобщение к растущему богатству, равно как на получение знаний и образования. Все это дало новый импульс коммуникации на немецком языке, дальнейшее развитие которой уже нельзя было остановить. В результате небывалого по активности практического участия широких масс в огромном и до тех пор вряд ли считавшемся возможным количественном росте устной и письменной коммуникации в межрегиональном и даже национальном масштабе немецкий язык завоевывал качественно новые области применения, а также теснее сближались формы его существования. Нужны были, правда, еще практические предпосылки, обусловленные достижениями технического прогресса, чтобы изменения такого размаха получили необходимый импульс. Прежде всего появление бумаги как более дешевого материала для письма и такое изобретение технической механики, как книгопечатание посредством съемных металлических литер, – эти новшества вызвали своего рода взрыв коммуникативных возможностей. Все написанное теперь могло быть размножено практически в неограниченном количестве, а после усовершенствования соответствующих каналов публикации и распространения сравнительно дешево стало довести написанное до потребителя. Мы знаем, например, что тираж каждой листовки в то время составлял от 1.000 до 1.500 экземпляров[323]. Это означало, что те социальные круги, которые до того времени мало или совсем не были связаны с письменной языковой коммуникацией, неожиданно широким фронтом смогли быть вовлечены в нее. И чем больше содержание листовок отвечало духовным потребностям времени, тем оживленнее шел сбыт этих заменителей газет и журналов XVI века у разносчиков (vmbtreger), которые со своими лотками добирались до самых маленьких местечек. Всегда находился кто-нибудь умевший читать или прочесть вслух. Только благодаря этому оказалось возможным, чтобы 95 тезисов Лютера, провозглашенные 31 октября 1517 г. в Виттенберге на латинском языке как призыв к ученому диспуту, переведенные затем на немецкий язык, стали известны
«schier in vierzehen tagen durch gantz Deudsch land»
(«буквально за четырнадцать дней во всей Германии»)[324]
и в данной социально-политической ситуации взволновали всех недовольных, дав толчок началу раннебуржуазной революции. Содержание тезисов касалось общенациональных проблем, близких всем социальным группам, и было понято интуитивно, несмотря на различие форм существования немецкого языка. Как констатировал папский нунций Алеандр, девять десятых всех немцев того времени были на стороне Лютера[325]. Естественно, такое средство массовой коммуникации, как книгопечатание, об огромном политическом значении которого только начинали догадываться, было очень скоро поставлено на службу интересам власти.
В этой связи остается загадкой, каким образом вопреки интересам господствующего класса стали возможными по меньшей мере 23 издания «12 статей крестьян»[326] уже в год их появления (1525 г.), не говоря уже об их рукописных копиях[327]. Для большинства других статей и посланий крестьян в то время больше не находилось издателей. «12 статей» были сформулированной на немецком языке «принципиальной программой», «которая была предназначена для самых ученых людей нации, чтобы они сделали истинно христианский выбор». От первичного экземпляра, отпечатанного в Верхней Швабии (Мемминген), «12 статей» в кратчайший
