Альманах гурманов - Александр Гримо де Ла Реньер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Господин Донзель
Теперь двинемся по улице Святого Доминика в сторону Бургундской улицы. Путь неблизкий, но наградой нам послужит знакомство с господином Донзелем, скромным ресторатором, хорошо известным студентам Политехнической школы, которые берут у него уроки гастрономии. Он вполне способен преподать им эту науку самым превосходным образом, ибо долгое время служил маршалу де Кастри, который знал толк в еде лучше всех прочих министров Людовика XVI[323], а ведь тогдашние министры были не чета нынешним депутатским прислужникам. Если ресторатор этот не собирает у себя толпы посетителей, то лишь потому, что заведение его расположено не на самом бойком месте[324]. Но истинные Гурманы проторили себе дорогу к господину Донзелю, а он этому рад, ибо настоящий талант любит вести счет поклонникам не на единицы, а на десятки и сотни.
Господа Лебёф, Бертре и Мазюрье
Настала пора закончить наши странствия и воротиться домой. Поэтому мы не станем заходить в превосходную ресторацию господина Бийота напротив Королевского моста – обычное место встречи дивизионных и бригадных генералов, которые еще не разбогатели настолько, чтобы обедать у Вери. Мы отложим до весны прогулку по Елисейским Полям, хотя ресторации Лебёфа и в особенности Бертре вполне заслуживают посещения, тем более если по выходе освежиться мороженым от господина Мазюрье[325], славящегося своими десертами, сладостями к чайному столу, пуншем и бишопом[326].
Господин Овре. Госпожа Ламбер
Итак, мы вернулись к тому месту, откуда начали путешествие, и намеревались уже разойтись по домам, полюбовавшись напоследок ранними овощами и великолепными фруктами господина Овре, хозяина самой крошечной лавки во всем Париже, которая кажется маленькой мухой посреди огромной площади Людовика XV, как вдруг Гурман, руководствовавший нами в этом ученом странствии, ударил себя в лоб, как человек, вспомнивший нечто очень важное, и попросил нас пройтись с ним всего лишь до Королевской площади[327], чтобы побывать в лавке госпожи Ламбер, где продаются едва ли не самые лучшие во всем Париже сыры и сливки. Хотя мы очень устали, мы без колебания приняли это приглашение, ибо аппетит настоящего Гурмана должен быть неистощим, и не прогадали. Наградой нам стали масляные булочки на миндальным молоке и смесь сыра-мороженого со взбитым сыром, имеющая вкус розы, померанца или ванили,– иначе говоря, самые нежные кушанья, какие только могут ласкать нёбо человека с тонким вкусом.
Мы узнали, что госпоже Ламбер вовсе не было на роду написано торговать молоком и сыром, что, впрочем, не помешало ей сделаться одной из лучших молочниц Парижа, и что, поскольку лавка ее сильно удалена от центра города, она принимает заказы по городской почте и выполняет их, не беря – в отличие от своей соперницы госпожи Лабан – денег за доставку. Впрочем, только что выяснилось, что госпожа Лабан бросила и лавку, и мужа, так что нынче у госпожи Ламбер соперниц нет: среди молочниц она бесспорно самая лучшая.
Благодарение Небесам, вот и закончилось наше странствие; к великому нашему сожалению, мы умолчали о многих искусных мастерах, в высшей степени достойных упоминания. По скромности своей они ускользнули от нашего внимания, но мы оставляем за собой приятное право сказать о них доброе слово в следующем, четвертом издании нашего альманаха[328].
Год второй,
содержащий великое множество гурманско-философических рассуждений, описание четырех трапез, из которых состоит день Гурмана, нравственную и гастрономическую смесь, гурманские анекдоты, многочисленные статьи касательно лакомств и проч., и проч.
1805
Non in solo panе vivit homo.
S. Math. 4:4
Не одним будет жить человек хлебом.
Мф. 4:4
АГ–2 выдержал два издания; все библиографические описания указывают, что оба вышли в 1805 г., однако из текста предуведомления, которое предпослал первому изданию АГ–2 сам Гримо, явствует, что оно появилось в конце 1804 г. Наш перевод выполнен по второму изданию 1805 г.
АГ–2 посвящен актеру Камерани (см. о нем примеч. 338). Гурман на фронтисписе имеет явное портретное сходство с Гримо де Ла Реньером.
Фронтиспис «Приемные часы Гурмана»
Пояснение автора к фронтиспису
Эстамп изображает кабинет, где шкафы ломятся от самых изысканных съестных припасов, а с потолка свешивается дичь самых разных сортов, как то: зайцы и кабаны, лани, дрофы и куропатки, а также сахарные головы и мешки с кофейными зернами. На переднем плане за столом Гурман принимает просителей, которые подносят ему съедобные верительные грамоты. Он ведет список этим грамотам, которыми его кабинет уже и без того переполнен. Первое место в череде просителей занимает человек с огромным паштетом. Остальные, вооруженные яствами ничуть не менее соблазнительными, толпятся позади в ожидании минуты, когда смогут предстать перед Гурманом и удостоиться чести быть занесенными в его список. Кошка, сидящая у ног Гурмана, указывает на то, что грызунам вход в это провиантское святилище запрещен. Кое-где на полках виднеются сочинения, посвященные кулинарному искусству; это единственные книги, оставшиеся в кабинете, откуда все остальные тома вытеснила провизия.
Под эстампом надпись: «Приемные часы Гурмана».
Предуведомление издателя [329] ко Второму году «Альманаха Гурманов»
Мы намеревались ограничиться в 1804 году третьим изданием Первого года нашего альманаха, исправленным, дополненным и обогащенным всеми поправками, какие смогли мы сделать за двенадцать месяцев наблюдений и проб. Однако наш книгопродавец заметил нам, что подогретый обед – кушанье, недостойное Гурмана, и что блюдам уже известным должны торить дорогу блюда совершенно новые, а следственно, необходимо выдавать публике в начале каждого года совершенно новый том, с тем чтобы собрание «Альманахов Гурманов» всякий раз 1 января прирастало еще одной книгой, точно так же, как это случается с «Альманахом Муз», «Литературным альманахом», «Музыкальными подарками» и проч., и проч.
Напрасно возражали мы господину Марадану и указывали ему, что альманахи, им перечисленные, составляются из фрагментов, присланных авторами, так что издателю остается только выбрать из них наилучшие и расположить в должном порядке, тогда как «Альманах Гурманов» сочиняется от первого до последнего слова одним-единственным человеком, которому кажется весьма затруднительным выдавать ежегодно триста совершенно новых страниц о вкусной еде; что опасно выпускать второй том сразу после первого, снискавшего такой большой успех; что продолжения такого рода редко бывают удачны; наконец, что в словесности
