Альманах гурманов - Александр Гримо де Ла Реньер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
О завтраке
С тех пор как, благодаря переменам в наших нравах и стараниям наших дельцов, обедать в Париже стали куда позже, чем ужинали во времена Карла VIII, завтрак сделался трапезой основательной. Нынче обед редко подают прежде шести часов вечера; тому, кто с утра подкрепился лишь чашкой чая, липового отвара или даже кофе с молоком, какой приготовляют в Париже, так долго ждать невмоготу. Чтобы желудок не роптал, ему потребны кушанья более сытные и напитки более крепкие. Поэтому завтраки с вилкой в руке, в прежние времена служившие предметом презрения для наших бойких щеголей и слывшие уделом грубых простолюдинов и невежественных чужестранцев, уже давно пользуются величайшим расположением всех сколько-нибудь значительных государственных мужей новой Франции. Раньше десяти утра никто за дела не берется, а к половине первого или в крайнем случае к часу дня у каждого уже разыгрывается аппетит; тут-то на стол из красного дерева и водружаются блюда с десятью сортами холодного мяса и сосуды с разными винами, чтобы баловни века сего могли утолить свой чудовищный голод. Из горячих блюд на эти трапезы допускаются птичьи ножки и крылышки в папильотках от госпожи Арди или цыплята по-татарски или, в крайнем случае, пирожки с мясным желе от господина Руже, а также почки и сосиски. Основными блюдами в этой трапезе служат салаты с живностью и паштеты с дичью, а непременным предисловием в течение всей зимы – устрицы из прославленной «Канкальской скалы». Подкрепив таким образом свои силы, славные Мидасы нашего времени с трудом усаживаются в свои опасные для жизни кабриолеты и отправляются совершать новые сделки, бросать вызовы фортуне и добывать золото с тем большей страстью, что для роскошной жизни, к какой они уже привыкли, золота нужно много, и они это знают[343].
Однако такое сытное времяпрепровождение не по карману ни скромному рантье, ни смиренному питомцу Муз. Доходов первого не хватило бы даже на неделю жизни столь роскошной, а воображение второго угасло бы от регулярного употребления пищи столь обильной. Буало, конечно, писал:
Когда узрел Менад, был сыт и пьян Гораций[344], —
однако отведай Гораций наших завтраков, ему было бы не до Менад; если диета, по уверениям ученых, не только замедляет течение крови и мыслей, но и гасит вдохновение, то сочные, сытные и дорогие блюда его просто-напросто парализуют, особенно если потреблять их в неумеренном количестве.
Тем не менее, поскольку обед сдвинулся на более позднее время не только для богатых, но и для бедных, пришлось и этим последним искать способ скоротать время до вечера, не мучаясь от голода, а следственно, выбирать золотую середину между незатейливой чашкой чая и пышным ветчинным паштетом. Отыскать кушанье легкое и сытное, полезное и желудку, и вдохновению, приятное на вкус и не разорительное для кошелька, легкое в приготовлении и содержащее в малом объеме столько питательных веществ, чтобы съевший его мог спокойно дождаться позднего обеда и так же спокойно отдать ему должное,– такова была задача, которую следовало решить; ныне решение найдено, имя ему – шоколад[345].
Двадцать лет назад во Франции шоколад служил завтраком только старикам, ныне он сделался таковым и для тех, кто хочет сохранить живость воображения, и для тех, кто не может себе позволить завтракать цыпленком.
Шоколад распространился повсеместно, и это не обошлось без нежелательных последствий. Прежде приготовлением шоколада занимались только аптекари, причем лишь два-три из них, а именно Менье, Миллеран и Дютю, сумели заслужить доверие публики, которого остаются достойны и поныне[346]. Знания и таланты этих фармацевтов служили залогом их честности, и всякий шоколад, изготовленный на их фабриках, был если не безупречен на вкус, то, во всяком случае, не вреден для здоровья. Напротив, сегодня огромный спрос на шоколад привлек к нему внимание целой толпы жадных невежд и сребролюбивых плутов, так что, покупая этот напиток, вы поминутно рискуете отравиться или заработать несварение желудка, ибо, как верно заметил один прославленный любитель из города Сен-Жермен-ан-Лэ[347], которому частые сношения с Испанией дают право судить об этих материях со всей справедливостью, в шоколаде, который вам подают в Париже, нередко есть всё, кроме какао.
Тяжесть в желудке, который варит с трудом, а то и вовсе отказывается это делать,– вот самое частое следствие потребления парижского шоколада, порой нездорового, а порой и просто вредного.
В подобных обстоятельствах мы полагаем, что окажем ценную услугу публике и особенно литераторам, если еще раз назовем имя фабриканта, который достиг на шоколадном поприще больших успехов и которого следует отличать от тысячи и одного горе-фабриканта, которые в последние несколько лет заполонили парижские лавки. Имя это, которое, как уже было сказано, мы произносим не в первый раз, принадлежит господину Дебову, который в течение полутора десятков лет держал в Сен-Жермен-ан-Лэ превосходную аптеку, а недавно перенес свои пенаты и свою шоколадную фабрику, славящуюся отменной продукцией, в Париж, на улицу Святого Доминика в Сен-Жерменском предместье. У господина Дебова все сорта шоколада, сколько бы они ни стоили и по какой бы методе, итальянской или испанской, ни были изготовлены, очень хороши, но особенно мы рекомендуем его знаменитый аналептический шоколад с персидским салепом, легкий и питательный[348]. Он подходит особам хрупким, слабогрудым и страдающим хроническими болезнями. Отведав это снадобье, полезное и приятное, они в мгновение ока обретут ту приятную полноту, без которой немыслимы ни красота, ни свежесть. Возможность восстановить здоровье и сохранить очарование, получив на завтрак превосходный шоколад,– вещь поистине драгоценная, и мы спешим известить о ней дам, которые читают наш альманах; когда взгляды этих прелестниц обратятся к зеркалам, украшающим их будуары, и они с гордостью и восторгом увидят, какие розы расцвели на их ланитах и как нежна и свежа сделалась их кожа, они, быть может, вспомнят с благодарностью не только создателя шоколада, но и сочинителя этой книжечки! O utinam![349]
