Ошибки, которые мы совершили - Кристин Дуайер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
На этот раз Истон пожал плечами. Офицер по-прежнему не спрашивал меня.
– Если ты нам не скажешь, тебе предъявят обвинение в хранении.
– Я думала, вы ждете его отца? – напомнила я, слегка повысив тон, хотя я знала, что не следует так говорить с полицейским.
Офицер Келли прищурил глаза, на лице явно читалось неодобрение.
– Мы просто разговариваем. Я напоминаю вам обоим, что это очень серьезно, – продолжил он. – Такое обвинение может изменить всю вашу жизнь.
Истон заерзал.
Это я во всем виновата. Истон здесь из-за меня. Ужас и паника переплелись у меня в животе, бурля и смешиваясь.
– Они мои, – сказала я.
Офицер взглянул на меня – не удивленно, но явно раздосадованно.
– Твои? – Он даже не попытался скрыть недоверие.
– Да, мои.
– Эллис, если ты лжешь, будет еще больше беспорядка. – Офицер Келли произнес мое имя так, будто знал меня, наверное потому, что знал моего отца.
Чему я научилась в своей жизни очень рано, так это закапываться во лжи. Люди или начинали верить, или же уставали от борьбы и сдавались.
– Я не лгу.
Он вздохнул.
– Думаю, нам стоит дождаться…
За металлическими дверями раздались возгласы. Офицер выругался и встал, словно ожидая физического столкновения. Крики не смолкали. Крики, которые мы узнали.
Я заметила, как у Истона расслабились плечи, когда мы оба поняли: это Сэндри.
Он испытал облегчение. Вот только у него из глаз покатились слезы, и я осознала: он чувствует не облегчение. Не только облегчение, а еще и стыд.
Черт. Черт. Черт. Черт. Черт.
Я повторила это слово про себя столько раз, что оно стало заклинанием. Я молилась, чтобы она стерло случившееся.
Сэндри наконец ворвалась в помещение, и я видела, как ее глаза просканировали столы, пока ее взгляд не остановился на нас.
К ней подошел еще один офицер, но она их проигнорировала.
– Келли, – выдохнула она, – какого черта? Наркотики? Оружие?
– Тру говорит, что это не его.
Сэндри застыла на месте. Мы смотрели, как она переваривает эту информацию.
– Что?
– Сэндри, ты же знаешь, если он не сознается, что все это принадлежит ему, обоим ребятам предъявят обвинение в незаконном хранении наркотиков и огнестрельного оружия.
– О чем вы вообще, на хрен, думали? – произнесла Сэндри ровным голосом, глядя на нас. От того, что она не кричала, было еще хуже.
У Истона задрожали губы.
– Я хочу поговорить с Тру, – сказала Сэндри офицеру Келли.
– Ты знаешь, что я не могу…
– Просто сделай вид, что я его адвокат, и сейчас же отведи меня к нему! – Ее губы вытянулись в узкую линию, пока она ждала ответа.
По выражению лица офицера было очевидно, что внутри у него идет борьба, и я наблюдала, как он пытается решить, стоит ли это все гнева Сэндри.
Не стоит.
– Эллис, вставай, – скомандовала Сэндри.
Офицер Келли мягко покачал головой и жестом указал мне, чтобы я следовала за ним по длинному коридору с серыми дверями. Свет люминесцентных ламп потускнел, когда мы вошли в маленькую комнату, где стояли стол и несколько стульев. Там без наручников сидел мой отец с еще одним офицером и держал белый бумажный стаканчик с кофе. На нем была обычная одежда – грязная футболка и заляпанные жиром джинсы, рабочие ботинки. Так странно видеть нечто настолько знакомое в совершенно незнакомом месте. Его улыбка померкла, когда он увидел нас.
Он улыбался.
– Эллис. – Он наклонил голову, перевел взгляд с Сэндри на меня, потом на офицера. Из-за чего ему смущаться?
– Черт побери, Тру, – произнесла Сэндри вместо приветствия.
Брови моего отца сошлись на переносице.
– Что случилось, Сэнди?
Прозвище не возымело должного эффекта.
– Что случилось? – Ее голос звучал почти истерично. – Эллис арестовали. Она только что сказала офицеру Келли, что рецептурные опиоиды на тысячи долларов принадлежат ей.
Папа молчал. Он ничего не отрицал, не сказал мне, что разочарован, не стал притворяться сбитым с толку. В его глазах не промелькнула даже гордость за меня, что ранило больше, чем я ожидала.
Нет, мой отец как будто испытал облегчение.
– А еще с ней был Истон, – с яростью произнесла Сэндри.
Папа откинулся на спинку стула и поднес бумажный стаканчик к губам. Он дважды кивнул – привычка, проявлявшая себя, когда он думал.
– Арестованы.
Сэндри подняла глаза к потолку и издала стон.
– Тебе лучше исправить все прямо сейчас и сказать правду.
Папа посмотрел на меня, во взгляде его голубых глаз светилась мягкость.
– Это твое первое правонарушение, так что суд тебя пожалеет. Они всегда жалеют симпатичных девочек.
За секунду до того, как Сэндри завопила, я услышала его – звук падения моего отца с пьедестала, на который я его возвела. Он ударился об землю, и его осколки рассыпались рядом с осколками мамы.
– Ты должен ей больше, чем это, Калеб. – Голос Сэндри был подобен струне, готовой лопнуть, но это не имело значения.
Это мое первое правонарушение. Я стояла в оцепенении, глядя, как кричит Сэндри, и не слышала ее голоса из-за звона у меня в ушах. Как и голоса моего отца, который в конце концов сдался и признал, что это его наркотики. Лишь после того, как Сэндри пригрозила ему всем, чем только могла.
Меня отправили обратно к Истону. Мы оба были разбиты, как и моя любовь к отцу.
После оформления и снятия отпечатков, после долгих часов ожидания в тишине, потому что Истон со мной не разговаривал, меня отпустили под поручительство Сэндри.
Мы вернулись домой в гнетущем молчании. Я сразу же поднялась наверх и заперлась в ванной.
Только там, оставшись одна, я позволила себе заплакать. Зажала рот ладонью, чтобы заглушить звук, и включила душ.
Вода обжигала. Я пыталась смыть с себя полицейский участок, взгляд полицейского, отвращение Истона. Пыталась смыть моего отца.
Я всего лишь хотела всегда поступать правильно. Эта тяжесть давила мне на грудь. Если я заставляла гордиться моего отца, то разочаровывала Сэндри. Если я заставляла гордиться Сэндри, Тэнни говорила, что я забыла про свою семью. Если я заставляла гордиться Тэнни… Неужели так останется навсегда? Я буду зажата между незнанием, что делать, и незнанием, чего хочу?
Я прижала ладони к глазам и попыталась стереть воспоминание о том, как офицер Келли говорит мне: «Твой отец сказал, что это не его наркотики». От проигрывания в голове этой сцены у меня внутри все опускалось, и я терла кожу, словно картинка сидела именно там.
В итоге я сделала все неправильно. Пожертвовала своим словом ради того, кто собирался меня кинуть. Бен пришел
