Русский агент Аненербе - Дмитрий Шмокин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
На фиксирование всех деталей ушло несколько пленок.
Тяжелая дубовая крышка саркофага поддавалась неохотно, словно сопротивляясь вторжению в вековой покой. Четверо солдат, упираясь плечами, медленно сдвигали её под аккомпанемент скрежета древесины по камню. В затхлом воздухе склепа заклубилась известковая пыль. Когда крышка наконец сдвинулась достаточно, чтобы заглянуть внутрь, Лебедев поднял руку, призывая всех к осторожности. Он вытащи свой фонарик и с трудом скрывая волнения, направил его луч в образовавшуюся щель. Пучок света выхватил из темноты лишь пустоту и слой серой пыли на дне.
«Оххх… Охренеть», — он несколько секунд всматривался в пустоту саркофага.
— Снимайте крышку, — приказал он, и обращаясь к Ганценмюллеру сказал, — там похоже ничего нет.
Тот взял свой фонарик и заглянул внутрь.
— Ни останков, ни погребальных одеяний… — задумчиво протянул он, — но вы ошибаетесь гауптштурмфюрер, там что-то есть, давайте парни поднажмите.
С каждым сантиметром отодвигаемой крышки напряжение в склепе нарастало. Массивное дубовое покрытие, укреплённое тяжелыми железными полосами, медленно открывало свою тайну. Когда крышка упала набок, все невольно подались вперед. В желтоватом свете последнего прожектора внутренность саркофага предстала во всей своей загадочной пустоте — лишь одинокий ларец из светлого дерева, притаился в дальнем углу.
«А вот и ты… Давно не виделись», — подумал Константин, глядя, на небольшой ящичек, знакомый ему по пожару в хранилище ФСБ.
Он осторожно вытащил из саркофага с характерными узорами северной традиции ларец.
— Ясень, — сказал один из солдат, — никогда такого великолепного ясеня не видел!
— Ясень? — переспросил Лебедев.
— Так точно гауптштурмфюрер, он и есть. Я раньше был плотником. Древесина у ясеня стойкая к любому воздействию. Знатная древесина. Ни дождя не боится, ни солнца, да и червь и жук его не берут. Самое благородное древо, скажу я вам. Не уступает по твердости, богатству текстуры и прочности дубу. А по ударной вязкости, способности удерживать крепления и длительности стойкости к деформации даже превосходит любой дуб.
«Это конечно хорошо… Но ни тела, ни чего…», — разочарованно подумал Лебедев, держа в руке пустой ящик из ясеня, — «представляю реакцию фон Лееба».
— Тщательно осмотритесь. Соберите все что найдете, — распорядился он, делая пометки в блокноте и зарисовывая схему расположения саркофага.
Он взял фотоаппарат и вкрутил лампу для вспышки — Константин решил сделать несколько снимков. Внезапно вспышка блеснула ярким лучом отразившись от одной из стен.
— Направьте прожектор на северную стену!
Они поначалу даже не обратили внимание на эту северную стену. Часть ее поверхности представляла собой оплавивший кварцевый песок, который из-за высокой температуры принял стекловидные свойства. В центре стены торчал предмет, который он поначалу приняли за небольшой древний церемониальный жезл. Но на самом деле это торчал наконечник копья необычной формы, глубоко вонзенный в стекловидную северную стену склепа. Константин Лебедев узнал его — металл, неподвластный времени — ни следов ржавчины, ни патины. При ближайшем рассмотрении на лезвии он увидел уже знакомые загадочные руны.
— Мы нашли его, — прошептал Лебедев и приложив небольшое усилие извлек наконечник из стеклянной стены.
— Что нашли? — спросил Ганценмюллер.
— Гугнир, наконечник копья Одина.
Работы в склепе продолжались до позднего вечера и захватив ночь. Команда Лебедева тщательно исследовала каждый сантиметр помещения, делали зарисовки, фотографии наконечника, саркофага и снимали размеры.
— Особое внимание — наконечнику копья и ларцу. Их нужно будет доставить в Берлин, для детального изучения, — сказал он Ганценмюллеру, наблюдая за надежной упаковкой найденных артефактов.
Но Лебедеву хотелось остаться в склепе без свидетелей.
«Что-то мы упустили…», — подумал он, сжимая медальон в кармане куртки.
— Норберт, завтра утром, сворачивайте лагерь и готовьтесь к возвращению. Я в это время возьму Ланге и схожу в склеп. Думаю, упускаем мы нечто важное.
— Мы перетрясли всю пыль… — начал было Ганценмюллер.
— Нет, Норберт я хочу побыть один без посторонних людей. Возможно, это поможет мне увидеть, что мы упустили.
— Например?
— Мы не обнаружили останков Дитриха фон Любека. Вам не любопытно куда они могли деться из запечатанного склепа?
— Вы предполагаете, что он мог повторить фокус того знаменитого еврея из Иудеи? — засмеялся Ганценмюллер.
Лебедев отметил усмешкой.
— Все может быть. А теперь на секунду представьте, что это возможно! И представьте, что это не фокус. А что произойдет если мы сможем это доказать?
— Христианство получит удар, от наших древних германских богов такой, что вряд ли оправится.
— Норберт, я хочу попробовать для связи с духом Дитриха фон Любека или Одином практику погружения в транс, которое невозможно при наличии «чужих психических полей». Я освоил в Тибете техники, позволяющие путешествовать в иные миры, но малейший шум прервет процесс, убив его. Никого не должно быть рядом. Это будет эксперимент по астральной проекции.
Ганценмюллер сделал несколько задумчивых жевательных движений, снял шапку, потер затылок ладонью, почесал макушку и вернул головной убор на место.
— Вы командуете нашей операцией, гауптштурмфюрер и у вас есть указания от Генриха. Делайте, как пожелаете нужным.
Рано утром экспедиция начала сворачивать лагерь. День выдался безоблачным, солдаты тревожно посматривали в небо. И не спроста, мимо пролетели два самолета со звездами на крыльях.
— Дьявол побери, Франц, вам действительно нужно еще раз наведаться в склеп? — спросил Норберт Ганценмюллер провожая взглядом самолеты.
— Больше такой возможности не будет. Собирайте лагерь и готовьтесь к маршу, — отрезал Константин и позвал Густава Ланге, — пойдем со мной и возьми самый тяжелый молоток.
Ганценмюллер пожал плечами и пошел командовать сборами лагеря.
Ланге и Лебедев поднялись к склепу. Он еще не знал, что он будет искать, но его вела некая интуиция — они осмотрели все помещение, ставшее последним пристанищем Дитриха фон Любека. Но только не тронули стекловидную структуру, из которой торчал наконечник копья.
— Оставайся у входа, — приказал он Густаву, а сам спустился по каменным ступеням в полумрак подземелья.
Тусклый свет фонаря освещал древние стены, и честно признаться одному находится здесь было достаточно жутко: сырость, тьма, затхлый воздух, гулкое эхо, раскрытый саркофаг бел останков мертвеца — все это Константин стоически преодолел и оказался у оплавленной стены. Он сделал еще несколько снимков стены фотоаппаратом и взял тяжелый молоток. Чуть прикрыв рукой лицо, со всей силы ударил по ней. Раздался звонкий цокающий
