Английская поэзия XIV–XX веков в современных русских переводах - Антология

И был лишь рубищем согрет,

Сегодня будет сыт, одет

И всласть повеселится.

Девицы с песнями бегут

И эль разносят сладкий,

Играют дети там и тут

В горелки или в прятки.

Все разоделись в пух и прах,

Забот забыты раны,

У молодых парней в руках

Волынки, барабаны.

Вся молодежь наперебой,

Тревожа стариков покой,

Хохочет, подымает вой,

Спешит повеселиться.

У бедных тоже пир идет,

И музыка играет;

От них, набивши мясом рот,

Собаки выбегают.

Велел накрыть нам повар стол;

Дрожит повсюду в доме пол, —

То полк соседей к нам пришел,

Чтоб здесь повеселиться.

А нам в такие дни сидеть

Ужель с лицом угрюмым?

Нет, лучше будем песни петь

И веселиться с шумом.

И грому нашей кутерьмы

Пусть вторят рощи и холмы,

Чтоб небу доказать, что мы

Умеем веселиться.

Перевод О. Румера

На море

Вокруг меня пучина вод.

Я слышал от людей,

Что чудеса увидит тот,

Кто взглянет в очи ей.

Над этой бездной будь ко мне,

Отец Небесный, благ!

Я чую, в зыбкой глубине

Таится грозный враг.

Я на коне сижу лихом,

Что мчится, как стрела,

И яростно вспененным ртом

Кусает удила.

Он сразу на дыбы встает,

Лишь дунет ветерок,

И через миг опять вперед

Несется без дорог.

Возьми в Свою святую длань

Поводья, мой Господь,

У нашего кормила встань,

Чтоб волны побороть.

Прямее паруса поставь

И в этот грозный час

Нас на надежный путь направь

И якорь брось за нас.

Попутным прикажи ветрам

Нам тихо в спину дуть

И по встревоженным волнам

Прокладывать нам путь.

От бурь, и отмелей, и скал,

И от пиратских рук

Спаси, как и досель спасал,

Твоих смиренных слуг.

От тошноты, от страшных снов,

Господь, нас охрани,

Но особливо от грехов:

Всего страшней они.

Дай в гавань из пучины злой

Прибыть нам, наконец,

И благодарною хвалой

Почтить Тебя, Отец.

Перевод О. Румера

Молитва старика

Покров мой плотский, что ни год,

Всё боле стар, поношен, рван.

Пора в иной облечься — в тот,

Что в жизни вечной будет дан.

Остаток скудных дней моих

Пусть будет благостен и тих,

Чтоб в час прощания с душой

Плоть ощущала лишь покой.

И мирно будет почивать

В обители могильной плоть.

А в день, когда ее опять

С душой соединит Господь, —

Тлен отряхнувши навсегда,

Я воссияю, как звезда,

И до скончания времен

Пребуду в юность облечен.

Перевод О. Румера

Francis Quarles (1592–1644)

An Ecstasy

E’en like two little bank-dividing brooks,

That wash the pebbles with their wanton streams,

And having ranged and search’d a thousand nooks,

Meet both at length in silver-breasted Thames,

Where in a greater current they conjoin:

So I my Best-belovèd’s am; so He is mine.

E’en so we met; and after long pursuit,

E’en so we joined; we both became entire;

No need for either to renew a suit,

For I was flax, and He was flames of fire:

Our firm-united souls did more than twine;

So I my Best-belovèd’s am; so He is mine.

If all those glittering Monarchs, that command

The servile quarters of this earthly ball,

Should tender in exchange their shares of land,

I would not change my fortunes for them all:

Their wealth is but a counter to my coin:

The world’s but theirs; but my Belovèd’s mine.

Hos ego versiculos

Like to the damaske rose you see,

Or like the blossome on the tree,

Or like the daintie flower of May,

Or like the Morning to the day,

Or like the Sunne, or like the shade,

Or like the Gourd which Jonas had;

Even such is man whose thred is spun,

Drawn out and cut, and so is done.

The Rose withers, the blossome blasteth,

The flowre fades, the morning hasteth:

The Sunne sets, the shadow flies,

The Gourd consumes, and man he dies.

Like to the blaze of fond delight;

Or like a morning cleare and bright;

Or like a frost, or like a showre;

Or like the pride of Babel’s Tower;

Or like the houre that guides the time;

Or like to beauty in her prime;

Even such is man, whose glory lends

His life a blaze or two, and ends.

Delights vanish; the morne o’ercasteth,

The frost breaks, the shower hasteth;

The Tower falls, the hower spends;

The beauty fades, and man’s life ends.

Фрэнсис Куорлз (1592–1644)

Божественный экстаз

Как два крутобережных ручейка,

      Что весело по камешкам бегут

И, дольний путь пройдя издалека,

      К груди сребристой Темзы нежно льнут,

      Где плещутся в струящейся волне:

Так я Любезному принадлежу; Любезный — мне.

Вот так нашлись мы; обойдя весь свет,

      Вот так слились мы, стали заодно;

Нужды