За золотым призраком - Владимир Иванович Буртовой
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Простите ее, прошу вас, господин… – и она замолчала в ожидании, когда гость назовет свое имя.
– О-о, извините и меня бога ради! Я не успел представиться… Отто Дункель, сенатор Южно-Африканского Союза, проживаю в Намибии, в городе Виндхуке. Имею там наследственные рудники и завод, в минувшую войну служил фрегаттен-капитаном на подводной лодке.
– Прошу вас, герр Дункель, – и хозяйка плавным жестом руки пригласила его к столу в угол прихожей, где стоял диван и кожаные кресла, а на маленьком столе в керамической вазе во всю красу благоухали свежие белые розы с чистейшими, как алмаз, капельками воды на лепестках.
«Я тысячу раз прав – это и в самом деле боготворимая Пандора!» – В голову невольно пришло сравнение розы и молодой хозяйки, и он не удержался от красноречивого взгляда на ту, которая так напоминала любимую когда-то жену и далекую теперь первую любовь… Марта под его взглядом смутилась до румянца на скулах, поспешила на кухню, чтобы приготовить для гостя чашечку кофе.
– Итак, герр Дункель, вы знали Феликса Бутаниса, родного брата моего… покойного мужа Георга? – не то утвердительно, не то с удивлением переспросила баронесса Анна, как звали хозяйку особняка. Легко и свободно при некоторой совершенно не портящей ее полноте она опустилась в кресло напротив сенатора, откинулась на спинку. Ни дорогих нарядов, ни драгоценных украшений – только обручальное кольцо. И прихожая, как отметил уже про себя Отто, обставлена более чем скромно – разве что красивый набор посуды в застекленном буфете, а на стене довольно странный ковер с рисунком, в котором отсутствовала всякая симметрия.
«Не всегда величие титула подкрепляется приличным счетом в банке», – заключил Отто и неспешно, прислушиваясь к тому, что делает на кухне Марта, рассказал фрау Марте о Берлине, довоенном, разумеется, о весьма длительном увлечении гонками на яхтах… о встрече с Феликсом и о приглашении посетить его родовой замок…
– И вот случайно слышу, как официант говорит товарищу: «Наша Марта Бутанис, как нетронутая роза, хорошеет с каждым днем!» – чуть-чуть приврал Отто, желая навести разговор на возможного супруга Пандоры, хотя обручального кольца у нее действительно нет. – Подумалось, вдруг и в самом деле встречу Феликса, его семью.
– Феликс выехал из Эстонии накануне прихода в нашу страну Красной армии. Выехал в Гамбург, как он сообщал в своем последнем письме Георгу. У него жена была немка из Гамбурга. Они и познакомились на тех гонках яхтсменов. – Фрау Анна говорила о родственнике, а сама думала о чем-то другом. На ее чистом, без единой морщинки лице выступил румянец. От внутреннего напряжения, а может, от какого-то переживания, чуть затуманились глаза, темные брови изредка вздрагивали. – Зато на нашу долю, герр Дункель, выпали куда как страшные испытания! Как чуждые элементы для советской власти мы были вывезены в далекий Хабаровск, почти на край земли… Наших мужчин, мужа Георга и двух моих братьев, вместе с другими, кто ехал в нашем эшелоне, отделили от семей где-то за Уралом. И с тех пор я о них ничего не знаю… А меня с двумя детьми – с трехлетней Эльвирой и вот с Мартой, которая родилась уже в поезде, высадили на диком берегу реки Уссури, не разрешив селиться у кого-нибудь на квартиру, чтобы мы не заводили с местными жителями «опасных» разговоров. Не знаете такую реку – Уссури? Конечно, это не Рейн, не Эльба и далеко не Волга… Под Хабаровском впадает в Амур, а за рекой – уже китайская земля.
– Где Амур и где Китай я по картам знаю, баронесса Анна, – негромко произнес Отто и слегка поклонился, извиняясь, что прервал хозяйку, хотя и ответил на ее вопрос. В прихожую вошла Марта с подносом, на котором дымились ароматным паром три изящные фарфоровые чашечки с китайскими дракончиками. Марта поставила поднос на столик, подала чашечку гостю, потом фрау Анне и себе, присела сбоку столика. Отто ласковым взглядом и учтивым поклоном поблагодарил молодую девушку, потом с искренним негодованием спросил:
– Но в чем ваша вина была, фрау Анна? Неужели только в том, что имели баронский титул? Уму непостижимо! Понятно было бы, если бы вас захватили в плен с оружием в руках, или вы, скажем, умышленно отравили бы одного из комиссаров или красных командиров…
– Георг держал типографию и еще до прихода большевиков что-то там печатал против Советов. Выехать в Германию вслед за Феликсом мы не могли, потому что Георг был чистокровным эстонцем, а во мне добрая половина молдаванской крови. Меня в Германии могли бы принять за еврейку, а это, сами знаете… – и она умолкла, опустила глаза на чашечку: чуть приподняв ее над скатертью.
«Да-а, я знаю, что творили гестаповцы с евреями… И не только на оккупированных землях! Тут они ни в чем не уступали сталинским чекистам!»
– За те статьи Георга и вывезли куда-то в Сибирь. Погиб в лагерях… И братья мои погибли. Я от знакомого об этом узнала. Наш бывший сосед приехал через три года после ареста, больной, вскорости и сам умер. Вот таковы наши дела прошлые…
Отто, отпив несколько маленьких глотков отлично сваренного кофе, улыбнулся Марте, поставил чашечку с зелеными дракончиками на стол. Пересилив некоторое колебание, решил спросить:
– Как же вы здесь оказались, в Мельбурне? Ведь это гораздо труднее, чем перебраться через Амур в Китай! Надо переплыть через моря и океаны!
Баронесса Анна, поборов нахлынувшую печаль воспоминаний нелегкого прошлого, загадочно улыбнулась, глянула на Дункеля лукавыми чуть выпуклыми глазами – глазами азартной цыганки.
– Дальше судьба моя поистине романтическая. При желании можно интересную пьесу сочинить… Во время войны в Хабаровске жили летчики из Америки. Они совершали какие-то перевозки для Красной армии. Один довольно симпатичный офицер по имени Гарри, в чине майора, встретил меня на вокзале, где я работала в буфете. Как увидел, так и примерз ногами к деревянному полу, – не без кокетства добавила баронесса Анна, словно подтверждая, что было когда-то и ее время… – Он начал за мной ухаживать. В один выходной день его солдаты принесли вот этот красивый кухонный набор китайской посуды, в другой раз огромный ковер. Гарри все сокрушался – для этого ковра стены моего деревянного «замка» оказались низковатыми, пришлось согнуть ковер вдвое. Теперь от него осталась одна половинка, – и баронесса Анна снова мило улыбнулась и
