«Если», 2002 № 07 - Уолтер Йон Уильямс

— Пока ты отсыпался, заезжал Константин Петрович. Будить мы тебя, конечно, не стали. После такой дозы не добудишься. Константин Петрович не очень гневается. Но, само собой, еще поговорит с тобой, когда выберет время. За телефон он тебя простил. Ты его потерял, что ли?

Эколог тупо мотнул головой.

— Из кармана, наверное, выронил, — вымолвил он первое, что пришло в голову.

— Жаль! Дорогая игрушка.

Человек сделал паузу.

— Да ладно, Константин Петрович распорядился тебе новый выдать. Держи! Говорить можешь по-своему. А переводить тебе он будет на русский, если уж дальше хочешь в нем совершенствоваться. Я правильно решил?

Человек извлек из кармана мобильник, положил перед кандидатом наук на стол. Телефон как телефон, в черном кожаном футляре, с ручкой-петлей на металлическом карабинчике.

— Правильно решил, Михаил, — осторожно сказал эколог. — Благодарю. Пусть будет на русском.

Доверительно наклонившись к самому его уху, Михаил Владиславович произнес:

— Ты же знаешь, Константин Петрович к тебе относится с особой симпатией. За твой веселый нрав и любознательность. Над мусорным баком он даже смеялся. А потом сказал, что понимает, почему ты решился. Все дело в ней, — он даже подмигнул.

— В ком? — растерянно выговорил кандидат наук.

— Да в ней, в любознательности! — с чувством воскликнул человек и снова подмигнул.

— Хорошо, когда тебя понимают, — выдавил из себя эколог.

— По-французски, конечно, ты уже тоже немного можешь, — сказал Михаил Владиславович.

— Еще далеко не все, — ответил кандидат наук осторожно.

— По-итальянски, наверное, тоже, а по-древнегречески — сомневаюсь. Тяжелый язык, мертвый. За несколько дней его не выучить. Да к тому же этот старый хрыч не говорит, как люди, а все время поет этим своим… гекзаметром.

Словно молнией сознание эколога пронзила догадка. Итак, завтракать в этом удивительном доме ему довелось за одним столом с Наполеоном и Гомером. Но кто же третий сотрапезник?

— Только ты учти, — сказал Михаил Владиславович, меняя тему и интонации. Теперь они стали очень жесткими. — Со вчерашнего дня ты под особым присмотром. Глаз с тебя спускать не будем. Понял? Чтобы больше никаких выкрутасов.

Эколог кивнул. Взгляд Михаила Владиславовича потеплел, и он дружелюбно хлопнул кандидата наук по плечу.

— Ладно, надеюсь, рецидивов не будет… Одного только не могу понять…

— Чего? — спросил эколог.

Михаил Владиславович выдержал паузу.

— Думал, наверное, спрошу, где ты раздобыл сумку с крутым компьютером? Не буду! Во-первых, это твое личное дело, а во-вторых, ты и знать не мог, что в ней такое лежит. Взял где-то и взял, натуру не переделать… Но… — Михаил Владиславович кивнул на кружку с темным элем, — как ты можешь пить эту гадость? Сколько раз тебе говорил: водочки нашей попробуй! У вас-то такой точно не было!

Он ткнул эколога в бок и наклонился к самому уху.

— Хочешь, — заговорил он совсем уж по-приятельски, — загляну к тебе вечерком с бутылочкой? И Вика будет. Думаешь, не вижу, как она на тебя поглядывает. Император-то не в ее вкусе, вдобавок она его побаивается. Про слепца и говорить нечего. А этот Галилей, зануда из зануд. Никогда бы не подумал. Эх…

Кандидат наук охнул. Вот и разгадка! Портреты Галилео Галилея ему, конечно, случалось видеть в книгах. Другое дело, что внешность великого итальянца не столь запоминающаяся, как у Наполеона, вот и не признал сразу.

Михаил Владиславович недоговорил, вздохнул, потом издал смешок.

— Впрочем, сам понимаешь, шучу! Тут такое поднимется, если кто проведает, что я у тебя водку пью! А мне мое место дорого!

Он хлопнул кандидата наук по плечу, подмигнул и стремительно исчез за какой-то боковой дверью.

Смысл состоявшейся беседы эколог даже не пытался анализировать. Ясно одно, подумал он отстраненно, эти телефоны выполняют роль переводчиков. О таких устройствах он где-то что-то читал. Кажется, засунуть электронного переводчика в мобильный телефон догадались хитроумные японцы. Говоришь на одном языке, а телефон собеседника переводит его слова на другой, и наоборот.

А еще, тут же пришло ему на ум, кем бы эти люди ни были на самом деле, Гомер, как и положено, изъяснялся по-древнегречески, Наполеон — по-французски, Галилей — по-итальянски…

Появилась и третья мысль: а за кого же тогда все эти люди принимают его самого? Сомнений нет: кто-то неведомый сбежал из этого дома в мусорном контейнере и затерялся в огромном городе. А приняли за этого неизвестного его, потому и водворили в комнату с королевской кроватью и прочим антиквариатом.

Но все эти догадки не объясняли ровным счетом ничего. Фантасмагория продолжалась: в тот же момент, взяв мобильник, к нему обратился Наполеон.

Рефлекторным движением эколог поднес к уху и свой аппарат. Все правильно, Наполеон говорил по-французски, а в телефоне звучала русская речь.

— Хочу, мой молодой друг, угостить вас своим вином, — услышал эколог. — Что-то вид у вас сегодня печальный. Правда, веселиться здесь, что и говорить, причин нет.

Наполеон сделал жест. Официант мгновенно наполнил бокал и на подносе принес его экологу. Кандидат наук принял, отпил глоток.

Наклонив в знак благодарности голову, эколог сказал в мобильник:

— Благодарю, Ваше Величество!

— Как вино? — поинтересовался Наполеон.

— Отменного вкуса, — вежливо ответил эколог.

— Я не взыскателен, но доводилось пить и получше, — небрежно молвил император. — Замечательные вина мне привозят из Испании.

Стена из красного кирпича, со всех сторон окружающая тесный двор, была высокой. Даже представить невозможно, что скрывалось за ней. Выходя на прогулку после завтрака, император каждый раз измерял стену взглядом. Если считать в новых единицах — метрах, к которым за последние полтора десятилетия Франция уже привыкла, — получится никак не меньше четырех.

Император поправил треуголку и вдруг поймал себя на неожиданной мысли, ранее его не посещавшей: жаль, что введение метра не связано с именем Наполеона. Но специальный декрет на этот счет появился в республике в девяносто пятом году, а это даже раньше итальянской кампании. Тогда Наполеон Бонапарт был всего лишь бригадным генералом. Произвели за взятие Тулона.

Он усмехнулся. Забавно: все в его власти, вот даже нелепый республиканский календарь, учрежденный Конвентом, с дурными названиями месяцев и лишними днями — санкюлотидами, отменил именно он. Один росчерк пера императора Наполеона, и с 1 января 1806 года во Франции снова стал действовать старый добрый календарь папы Григория XIII.