У рассвета цвет заката.Книга 1 (СИ) - Арина Ирина

Я не знала, из какого мира притащили в Мелонту идею колес, только видела кристаллы с записью ее первоначального варианта. В первоначальном все было довольно симпатично. Колесо удачи. Большой круг с разноцветными секторами и тумба-пульт. Круг вращался, человек за пультом нажимал кнопку, выпускал короткую утолщенную стрелу и, в зависимости от сектора, в какой она воткнется, получал подарок. В Киллитенсе идею доработали. Разноцветность заменилась ровной белизной и прикованным к ней человеком, а короткие стрелы целым арсеналом оружия. От нажатия кнопки мог прозвучать выстрел магомата или пластомага или вылететь метательный нож. Над головой жертвы мерцали меняющиеся цифры — количество нажатий. Если после использования всех человек оставался живым, ему отпускали на свободу. Половина «попыток» постоять у пульта приходилась на долю добровольцев, для второй выбирали случайных кандидатов из зрителей.

Случайными всегда оказывались тугдолантцы, а шансов получить свободу не было ни у одного приговоренного, траектории полета пули и ножа были предопределены, завязаны на контрольные точки колеса и рассчитаны так, чтобы роковым оказался строго последний выстрел. Каждый сеанс запуска колеса забирал не одну жизнь. Отказаться шансов не существовало. Сопротивляющихся заставляли нажать кнопку силой. Я видела, как теряли разум женщины, как бросались на солдат и погибали мужчины, как, поневоле оборвав чужую жизнь, обрывали свои через час, через день… И видела, как, попробовав вкус убийства случайно, следующий раз вызывались сами. И делавших ставки на выбор оружия и орган, куда оно попадет, тоже видела. И аплодировавших каждому выстрелу… Колеса вращались каждый день.

Парень был совсем молодой, не больше двадцати, в потрепанной форме рядового. Без следов пыток, знать ничего серьезного он не мог и интерес для Киллитенса представлял только такой: «материал для психологической работы с населением освобожденных территорий», как значилось это в официальных документах. Двадцатилетний мальчишка. Материал для работы на территориях, освобожденных от нормальной жизни. Один из многих, не первый, не последний… Очень старавшийся остаться гордым и смелым. От Грани его отделяли десять нажатий кнопки. Последний выстрел достался такой же молодой девчонке. Случайно.

— Иси Эргон, Вы побледнели. Вам нехорошо? Не стоило приходить сюда. Если бы Вы сказали, что плохо переносите вид крови, я бы… Вот, — Стевнив веером развернул десяток желтых бланков разрешений. — На всех. С открытом сроком использования. Взял на случай, если эти представления будут отвлекать от чего-то более интересного. Это ведь не единственная наша совместная прогулка.

Те слова, что крутились у меня на языке, говорить было нельзя. Нельзя проявлять слабость. Еще более нельзя показывать ненависть.

— Особенность айш, капрал Стевнив.

— О… Сочувствую. Должно быть она доставляет Вам множество неудобств.

— Не так много, как Вам кажется. Идемте, все закончилось.

Идти было нужно. И можно. Ылха, сначала с любопытством крутившая головой, на первом выстреле притихла, с каждым следующим все сильнее сжимала мою руку, но больше никаких эмоций не проявляла, и без вздохов обошлась. А походку изменила. Не топотала, шла неслышно, как умеют это орки. Кажется, даже снег под ногами не скрипел.

Случись мне выбирать место для первого знакомства орочьей девчонки с человеческим городом, Орандол был бы в числе последних. Не для детей он. Ни прежде, ни сейчас. До войны здесь был центр искусства, ресторанов и свободных нравов. Театральные и оперные сезоны собирали толпы поклонников со всего Тугдоланта, билеты бронировались и раскупались чуть ли не за полгода до анонсированных представлений. Отдельной популярностью пользовались фривольные постановки труппы «Вольных красоток», на чьих афишах сразу указывалась цена, по какой можно купить время каждой актрисы.

Вообще, тон жизни в Орандоле задавали артисты, и жили в нем весело, с непрекращающимися кутежами, причудливо переплетенными долговременными связями и связями короткими, легко завязываемыми и легко разрываемыми. Для тех же, кто ни в каких связях не желал быть замеченным, круглосуточно работали бордели и уличные дримы. Зрители, прибывшие на спектакль, частенько забывали отбыть, с головой бросаясь в водоворот удовольствий. Молодежь, первый, а затем и не первый раз вкусив всех прелестей такой свободы, о возвращении домой вспоминала лишь когда на поиски являлись разгневанные родители.

Леф говорил, что Райбаш Эш-Шаркор неоднократно порывался «выполоть к хлиту бэсов рассадник дримства», но большая часть Большого совета империи тут же хваталась за сердце, карман и Свод законов Тугдоланта, доказывая, что ни один из содержащихся в нем законов в Орандоле не нарушается. Аналогично вели себя диппредставительства Краетола, только вместо Свода законов хватались гномы за Регистр торговых договоров.

Почти вся торговля Орандола обеспечивалась ими, от сувенирных безделушек до поставок продуктов в рестораны, и терять солидную долю прибыли краетольцы не были намерены абсолютно. Особенно, ресторанную часть.

Ресторанное дело в Орандоле было своего рода достопримечательностью. Таких заведений не имелось даже в столице. Не просто названные модным словом таверны, а специально под это слово построенные здания из стекла и сталенита. Недостатка в посетителях рестораны не знали, столики в залах заказывались не за полгода, как на спектакли, работали они независимо от сезонов, но не менее, чем за неделю. Людей почему-то весьма привлекала возможность пообедать с видом на город и на виду у города.

Теперь из театров в прежнем режиме функционировали сменившие репертуар и артистов, но сохранившие названия «Большой имперский», «Имперская опера» и «Вольные красотки», последние, кстати, репертуар сохранили, а состав обновлялся у них по причинам к войне и оккупации имеющим косвенное отношение, в основном, возрастным. В «Оперетте Тугдоланта» устроили чила-транс, круглая сцена открытого «Летнего» стала ристалищем. А в «Синем тумане», целом комплексе с двухуровневым зданием театра, жилыми домами и рестораном, разместилась одна из постоянных ставок верховного командующего сводными армиями Киллитенса.

Оккупированный Орандол по-прежнему не сдавал своей популярности. Чила-трансы и ристалища организовывались во всех достаточно крупных городах, но Орандольским все они уступали по удобству и массовости одновременного присутствия зрителей. А уникальный ресторан «Синего тумана» стал уникальной тюрьмой. Столики перебрались на улицу, на них все так же подавали изысканные яства и еду попроще, блюда в меню имелись на любой вкус и кошелек, а отсутствие вида на город компенсировал вид на пытки.

Места за столиками распределялись аналогично месту за пультом колеса. Половина для желающих, половина для обязанных. Обязанным считался любой тугдолантец чем-то приглянувшийся патрулю. На руке приглянувшегося защелкивался браслет с амулетом-магнитом, какой приводил его к отмеченному столику и не позволял покинуть место в течение часа. Настойчивые официанты в форме внутренних войск строго контролировали, чтобы «клиент» не отлынивал от заказа, минимум, пары блюд, а также их съедания и оплаты. Еще один пункт «психологической работы с населением».

Свободные столики пользовались большим спросом, очередь к ним не заканчивалась, хотя время посещения ограничивалось. Повторить этот успех нигде не удалось, хоть и старались. Здания из стекла и сталенита в Киллитенсе строить не умели, а просто прилюдные истязания без вычурного антуража, без контраста роскоши и боли, выглядели не настолько эффектно.

Перебоев в работе дознавателей не случалось, «материал» подвозили с полей сражений, все пленные равномерно распределялись по городам, но Орандол имел неоспоримое преимущество из-за зрелищности и снабжался в первую очередь.

Предостаточно возможностей оказаться внутри бывшего ресторана было и у горожан. Показалось что-то патрулю и все, прочих оснований не требовалось, требовалась лишь классификация обвинения: шпионаж, диверсия, саботаж, неуважение к властям, неявка к колесу… За соблюдением формальностей в Киилитенсе следили строго.