У рассвета цвет заката.Книга 1 (СИ) - Арина Ирина

Перевод обвиняемому предъявленных обвинений в список обязательного к соблюдению не входил. Как и перевод их ответов. Что понятно. Орандол взяли шесть лет назад и большую чистку проводили шесть лет назад. О чем можно спрашивать простых обывателей, шесть лет живущих под властью Киллитенса? Их и не спрашивали, и разнообразием пыточного ассортимента народ за столиками не баловали. Десяток-другой плетей и на колесо.

Примерно так же дело обстояло с пленными солдатами. С добавлением обязательных «стоящих» часов и артефактов перевода. Любые сведения из армии противника имели ценность. Но сильно не усердствовали, трезво оценивая размер доступной рядовым информации. Офицеров и, действительно, подозреваемых в шпионаже, допрашивали уже с переводчиком. Со мной. И спецы отдела дознания демонстрировали на них все свое мастерство. Те, кому повезло занять свободные столики на это время чуть ли не ликовали. За столиками обязанных царила тишина.

Сценарий допросов в Киллитенсе был разработан и отработан давно, изменения в него вносились в единственном случае: женщина-айша. Для мужчин-айш заведенный порядок лишь дополнялся предложением добровольного сотрудничества. Сразу после прохождения детекторов и позже, в процессе, пока еще могли говорить. Остальные могли облегчить свою участь лишь выдав все, что знали.

Первый этап — детекторы. Кристаллы с каплями магии внутри. На несколько секунд снимались антикрианиловые браслеты, освобожденный от блока резерв стремился восстановиться и выпущенная магия, совпавшая с магией допрашиваемого, мгновенно впитывалась. Определить уровень мага таким способом было невозможно, но дознавателей уровень и не интересовал. Их интересовало само наличие магии, цвет и те, кто впитал все семь капель.

Этап второй — «стоящие» часы. К антикриониловым браслетам присоединялись сталенитовые, скованные ими руки поднимались вверх, навытяжку, закрепленной на балке цепью. Ни одной опоры рядом. Перед глазами искусная иллюзия кровати и не иллюзорное окно с людьми за накрытыми столиками. И товарищи по несчастью в соседних камерах, отделенных невысокими решетчатыми перегородками. Их было видно, если повернуть голову. Нет ничего страшного просто стоять так. Несколько минут, час… Стояли до трех суток. Без возможности потерять сознание, за этим бдительно следили тюремные врачи и инъекция укрепляющего раствора возвращала в реальность незамедлительно.

То же укрепляющее в большей дозе кололи перед третьим этапом. Перед тем как увести в центральный зал. С разложенным на эримитовых стойках пыточным инструментом, с дыбой на сверкающем глянцем полу, с жаровней-мангалом на изящных гнутых ножках и развешанными меж картин плетьми. С накопителями, напичканными заклинаниями «костоломов», «зубодеров», «разрывов», на элегантных подносах. И экстрактом ракеда в натертых до блеска бокалах. Размера человеческих тел киллитенским палачам не хватало, работали они с размахом, а ракед кожу заживлял почти мгновенно, причиняя дополнительные страдания.

Из зала возвращали в камеру, на отдых. Давали отлежаться. На полу. В цепях, протянувшихся от стены к наручным браслетам. До следующего дня. И возвращали назад. Не менее трех раз. Для генерала Ом-Дата, захваченного раненым в боях за Тариндол, было запланировано пятнадцать, максимальное количество на моей памяти. И три дня «стоящих» часов. О местонахождении генерала я смогла сообщить почти сразу. Шентан Ом-Дат ушел за Грань на третий день. После укрепляющей инъекции. Врач, по свидетельствованию охранников сделавший ее, доказывал, что находился в это время в солдатском блоке.

Сейчас в тюрьме-ресторане был Райнар. А я шла по ярким улицам, в Орандоле всегда изобиловал фонарями, и рассказывала капралу Стевниву:

— Казармы третьего гарнизона, бывшая балетная школа, — его очень интересовало, что было раньше и что стало теперь.

— Вы хорошо знаете город. Часто бывали здесь?

— Приходилось.

До войны в Орандоле я была дважды. С родителями на опере «Сказанья весноцвета» и с лейтенантом Ранук на ознакомительном выезде в четвертый год обучения, нам тогда показывали все крупные города Тугдоланта. Оба посещения были недолгими, для детального изучения недостаточными, и откуда в моей голове взялись подробные знания, я могла только догадываться. И благодарить капитана Сартара. Не за возможность просветить капрала. За возможность быстро и легко ориентироваться в большинстве городов Тугдоланта.

— А рассказываете скупо. Невесело.

— Как умею. Могу совсем не рассказывать.

— Что Вы, иси Эргон, каждое слово из Ваших уст — драгоценный подарок. А что здесь?

— Отдел патрульной службы, бывшая Малая оперетта… …магазин готовой одежды.

— Не нравится мне это новомодное словечко «магазин». «Торговый зал» звучало лучше. А Вам, иси Эргон?

Я ничего не имела ни против «магазина», не такого уж новомодного, в обиход он вошел лет десять назад, ни против «торгового зала». Потому неопределенно пожала плечами и спросила на орочьем:

— Конфету будешь? — зеленокожая кивнула. — Держи. Бумагу отдай. На землю бросать нельзя, нужно делать так, — фантик отправился в лоток для утилизации мусора, исчез в короткой вспышке. — Поняла?

— Воспитываете? — хохотнул Стевнив. — Надобно оно Вам? Дикари остаются дикарями, сколько не воспитывай.

— Приказ генерала Сурдива. Я не обсуждаю приказов командования.

— Это правильно. Приказы подлежат выполнению. А что там?

Мы продолжили шествие по городу.

— Таверна «Пороги победы», бывшая таверна «Пироги матушки Чичелы».

— О, жаль, что бывшая, — расстроился капрал. — Чичела ведь гномье имя? У гномов на удивление приятная кухня. Я бы не отказался…

— Так не отказывайтесь. Изменилось только название, согласно директиве императора Тиринеха. Пироги остались и печет их по-прежнему Чичела.

Вторую конфету развернула я, «задумавшись» в ожидании заказа. Ылха украдкой вздохнула, но не попросила. Еще один фантик улетел в утилизатор. Заклинание распыления моим шифровкам не навредит, оно только активирует невидимость и запустит сигнал маячка. Кто-то заберет их и брызговиком или изобретенным перед самой войной передатчиком отправит в Тугдолант мои сообщения. С одним дополнением: «Запрашиваю содействие в организации побега РЛ», и короткой припиской, какую делают в крайних случаях: «Риск раскрытия кода Сон — 9/10». По сути — шантаж. Не факт, что ведущий к успеху. Я понятия не имела, насколько ценится передаваемая мной информация, а в Тугдоланте понятия не имели о дезинформации, передаваемой мной в Киллитенс. Много ли может сделать переводчик? Не очень. Смотреть, слушать, читать. Занизить цифры в перехваченных документах, «ошибиться» в датах и времени или местах переброски войск. Сартар считал, что это немало. Все, в сумме. А я надеялась, что он не оставит Райнара и меня, поможет. Если жив. За все время я ничего о Чаршоне не слышала. И в шифровках, приходящих из Тугдоланта, раньше стоял код Стрела, сейчас — Река. Кода Полет не было ни разу. Но…

То, что я сделала, дошло до меня только теперь. Своим дополнением и припиской я подставляла под удар еще кого-то, кто придет на помощь, если мой дурной шантаж удастся. Кто работает под кодом Сон знает Сартар и еще двое, кого не знаю я. Никому, кроме них троих, я ничего объяснить не смогу. А если придет кто-то из них… Организация побега? Из тюрьмы-ресторана? На глазах у всех? Самоубийство. Туда смог войти ликвидатор под иллюзией, ему не нужно было никого оттуда выводить. Что на меня нашло? Спасение жизни Райна ценой жизни кого-то другого?

— Не могу не признать, гномы — отличные кулинары. Почему Вы не кушаете, иси Эргон? Пироги великолепны. Попробуйте вот этот.

— Аппетита нет. Мигрень началась.

— О, это так печально… Я слышал от знакомых дам, что недуг этот весьма утомителен. Говорят, от него помогает свежий воздух и крепкий сон.

— Пожалуй, я воспользуюсь Вашим советом, капрал Стевнив. Отложим экскурсию на вечер.

Вставая из-за стола, я покачнулась. Мигрень, что поделаешь… С головокружением и непроизвольным выбросом магии. Крошечным, на одну искру, тут же растаявшую. Успевшую сжечь невидимый фантик.