У рассвета цвет заката.Книга 1 (СИ) - Арина Ирина

— Ох, иси Эргон, безмерно сочувствую. Обопритесь на мою руку, Вам будет легче идти.

— Я в форме, капрал Стевнив. Устав не предусматривает хождение под руку офицерского состава.

Второго головокружения не потребовалось. Маячок у магазина одежды погас, шифровку успели забрать.

Глава 8, прошлое — Саградол — Мардол

3038 год по единому летоисчислению Мелонты

Через три часа после знакомства с семейством Ла-Апуш, я полностью разделяла мнение Лефа, Андуаша и императора. Хлит!

С занудностью Челениады могли посоперничать разве что ее любвеобильность и убежденность в собственных прелестях. Говорить она могла только о кавалерах, к коим причисляла всех мужчин от восемнадцати до сорока. Брачная связь для выпадения из зоны ее внимания уважительной причиной не являлась, всего лишь досадной помехой, временным случайным недоразумением.

— Нить — не цепь, — сморщив нос известила она прописную истину провинциальной глупышке, то есть, мне, неосторожно удивившейся ее интересом к женатым мужчинам. — Ошибки совершают все и право на их исправление должно быть у всех. Посмотри на меня и посмотри на нее. Неужели, не видно? Он ошибся.

Эти «посмотри» и «неужели» вскоре зудели у меня в ушах от регулярности употребления, как и список недостатков всех дам, замужних, претендующих на замужество и прочих. Список был достаточно однотипный и пространный, неоднократно прослушанный в холле перед Залом совещаний, по дороге к особняку семьи Ла-Апуш и в самом особняке. Перемежалось это лишь другим списком, достоинств кавалеров, таким же пространным и однотипным. Говорила Челениада на одной ноте, речь сопровождала вздохами, призванными быть томными, но выходящими унылыми, с регулярностью «неужели» подступающими к глазам от обиды на несправедливость мироустройства слезами и безжалостно теребимым в руках цветком, заменяемым на новый, добытый из объемной корзины, по мере прихождения в негодность.

Мать ее за все время не произнесла ни слова, но по сторонам смотрела зорко, цепко и зло, и между дочерью, имевшей привычку хватать за рукав оказавшихся в опасной близости мужчин, чтобы сообщить им в том же занудном стиле, как хорошо они выглядят и как она рада их видеть, и жертвой ее интереса вклинивалась полированная трость. Младшую Ла-Апуш она обходила, со снайперской точностью утыкаясь в бок невольного собеседника. Челениада вздыхала с повышенной унылостью, выдавала двойную порцию не проливающихся слез и рукав выпускала. До того, как император покинул Зал совещаний и холл перед ним начали покидать все остальные, пообщаться с Ла-Апуш и тростью не повезло четверым. И мне показалось, что Райбаш Эш-Шаркор направление движения изменил, едва завидя нас. Для объяснения этого нежеланием еще одной встречи с неугодной Его величеству мной у меня самомнения не хватило. Похоже, от этого семейства не спасал не только брак, но и императорство.

В особняке, дойдя до стадии «Хлит!», я отставила этикет, неприлично зевнула и жалобно попросила разрешения уйти в выделенную комнату отдохнуть после дороги. И чуть ли не бегом рванула по лестнице под неодобрительным взглядом старшей Ла-Апуш, едва младшая соизволила согласиться, что дороги изматывают и отдых после них необходим. Полученное напоследок предупреждение, что стол будет накрыт ровно в семь послеполуденных, а поблажек для опоздавших не предвидится, я проигнорировала. До семи оставалось меньше часа, но лучше сон без ужина, чем компания Челениады.

Глубокой ночью я проснулась. Что-то разбудило. Что-то неясное. Немного посидела на кровати, прислушиваясь к ощущениям и звукам спящего дома. Со звуками все было в порядке, тишина. А с ощущениями… С ощущениями я не разобралась, не было у меня таких прежде, волнующих и зовущих.

Куда? Непонятно. Но это непонятное звало и волновало. И совсем не пугало. Да, ни тревоги, ни предчувствия опасности не было. Правда, о втором я знала только в теории, а из практики были лишь модели вероятностных ситуаций и полевые выезды, какие, по сути, тоже были моделью и, что из реальной опасности нас непременно вытащат, мы были уверены.

Когда что-то зовет, лучше быть готовым отправиться на зов, чтобы не терять времени, если придется торопиться. Простое правило, выведенное самостоятельно, и к исполнению принятое без промедления.

Надевать все ту же пропыленную милитарку очень не хотелось, а из других вариантов имелись ночная сорочка и банный халат, любезно предоставленные хозяевами. Здравый смысл подсказывал, что оба варианта для встречи с неизвестным малопригодны. Я прислушалась. А комплект милитарки уполовинила до брюк и блузки, тем же здравым смыслом рассудив, что корсет и полотно юбки мне сейчас вряд ли потребуются.

Открытое окно разбавило тишину шелестом листьев, шумом ветра и… шорохом веревки, задевающей стену. Из окна я высунулась наполовину, но рассмотреть что-либо в темноте, еще более густой из-за пыли, было невозможно. Решения я не принимала, оно само собой принялось. Веревка держалась крепко, я проверила. Высота? Второй этаж, до крыши всего-ничего. В общем, ерунда, и не на такое взбирались.

О наличии здравого смысла я пожалела, едва попрощавшись с подоконником. Мне навстречу по веревке спускалась искра. Крошечная. Поющая.

Глаза к ночному мраку привыкли быстро, Лефлана, счастливого и злого, я уже видела, а слуху темнота никогда не мешала, и быстрый шепот:

— Ты что вытворяешь? — меня озадачил.

Не меньше, чем его вид. Парадный китель? Ночью? Зачем? До выяснения этого вопроса нужно было с предыдущим определиться.

— Что?

— Это! — Леф помог перебраться через парапет, просто подхватил и перетащил на кровлю, поставил рядом. — Далеко собралась?

— К тебе.

— У тебя дар предвидения открылся?

— Нет, но… Понимаешь, я проснулась. И тут такое ощущение, что меня зовет что-то… кто-то. Я окно открыла, а там веревка.

Объясняться шепотом было не очень удобно, нет в шепоте должной убедительности. И не хотелось. Хотелось, чтобы Лефлан обнял. И поцеловал. И не отпускал. Долго-долго. В идеале — никогда.

— Ощущение? Стазис! Полный хлитов стазис! — а Лефлану было так же неудобно ругать меня, должной сердитости в шепоте тоже нет. — Помогай «тихий» поставить.

На совместное поднятие «тихого» щита ушел весь резерв, на «завесу невидимости» оставшихся крох уже бы не хватило. Их ни на что бы не хватило. Но ночь была темна, парапет достаточно высок, чтобы спрятать от лишних глаз сидящих за ним, так что условия конспирации можно было счесть выполненными и вернуться к объяснениям.

— Хорошее ощущение, Леф. Понимаешь? Хорошее!

— Стазис, Вайра! Понимаешь? Полный стазис. По непонятному ощущению ты лезешь неизвестно куда по неизвестно откуда взявшейся веревке. Можешь поверить, веревки непременным атрибутом декора здесь не являются.

— Известно. Про веревку известно. Там была твоя искра. Леф, ну правда же, я…

Что «правда» и что «я», я сама не очень понимала, и даже обрадовалась, когда намечавшуюся длительную паузу оборвал Лефлан, не дав ей ни наметиться толком, ни затянуться.

— Искра появилась позже, побочный эффект от «завесы». Тебя закрывал. Когда ты уже из окна выбралась.

— У «завесы» нет побочки.

— Теперь есть. Пока «тихий» ставили, ничего не заметила?

Я задумалась, вспоминая, и ничего не вспомнила. Слишком сосредоточилась на щите, он тяжело давался. Простейшее плетение, которое неделю назад складывалось парой движений и на резерве почти не отражалось.

— Нет. А что было? — и тут же поняла упущенное. — Леф, у тебя огонь вернулся? Твой, поющий. Искра пела.

— Нет, — сказанное с явным разочарованием он быстро поправил: — Пока нет. Искра появилась с первым вектором, и на «завесе», и на «тихом». У тебя тоже. Поэтому думаю, что побочный. Потом разберемся. Ты с темы не сворачивай. Ладно, пять лет школы мимо прошли, Сартара сегодня слышала? Догадаться после этого застазисить в неизвестном направлении — это суметь надо. На ощущении. Помчалась, аж бегом. Как еще одеться успела? Или спала так?