Точка пересечения - Ирина Лемешева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Отпуск этим летом она решила не брать: уезжала Тамара, надо было заканчивать занятия с логопедом и вообще – не хотелось думать, куда ехать, с кем. Анатолий молчал, и она понимала, что совместного отпуска ей не видать. Он опять соберётся к родителям, или скажет, что на лето его не отпускают, или… Ей не хотелось затевать эту тему, не хотелось выступать в роли инициатора или просителя. Рая с Борисом тоже не планировали ничего – они собирали документы для подачи на выезд, и Борис с улыбкой говорил:
– Там уже отдохнём, там море в двух шагах.
– Ой, Боря, – вздыхала Рая. – Прямо приготовили тебе виллу на берегу.
– А кто знает? Может, и приготовили.
Жанна как-то услышала мамин разговор с отцом:
– Чует мое сердце, не хочет Раечка ехать, нас оставлять. Что скажешь, а, Сёма?
– А ничего не скажу. Муж с женой – это иголочка с ниточкой. Да, и не вижу, чтобы он её на аркане тянул. А если не очень хочет ехать, но едет – значит, любит его по-настоящему.
Лето выдалось жаркое, только к вечеру зной немного спадал. Тамара уехала с сыном в Ереван, и Жанна осталась в кабинете одна. Пациентов было мало, и в один из таких пустых дней она, неожиданно для себя, написала письмо Гоше. Всё откладывала и откладывала, сама не зная почему. А тут вдруг – захотелось написать. Поблагодарила за фото, посетовала на отсутствие времени, поспрашивала о его жизни, пожаловалась на ташкентскую жару. Рассказала о Димке, о том, что они ходят к логопеду, и что он уже выговаривает чистенько все буквы, а кроме того, что начал читать и писать. В конце, как водится, пожелала самого хорошего. По дороге домой купила конверт, марку и запечатала письмо, чтобы не передумать.
А в августе Паша-бусики принесла новость: Лана вернулась, убежала из этой Болгарии буквально через пару месяцев. Разошлась уже по суду. А самое главное – она беременная, в октябре должна рожать, где-то в 20-х числах.
Всё это Лида выпалила Жанне по телефону.
– Ну, как тебе? Не знаю просто, позвонить Лидусе или нет.
– Как хочешь, – Жанна на удивление отреагировала очень холодно. – Тебе не сообщили ни о свадьбе, ни о разводе, ни о беременности. Не сочли нужным, – добавила она.
– Жанна, боже мой, у нас с Лидусей и детство, и юность прошли вместе. А вы с Ланочкой вообще были – не разлей вода, такие подружки! Помнишь, в садике – она Снегурочка, а ты Снежинка.
– Правильно, были. А то, что было, то прошло. И я не хочу интересоваться людьми, которым не интересна ни я, ни мой сын, ни моя жизнь.
Лида помолчала и вздохнула.
– Раньше ты такой не была, – с сомнением протянула она. – А, может, ты и впрямь права. Нечего навязываться.
– Конечно, нечего. И потом – что случилось? Разошлись? Так она не первая и не последняя. Беременная? Радоваться надо – в октябре ей уже 28. Не девочка.
Лида слушала Жанну и не узнавала свою дочь – сколько холода, резкости было в её словах, а главное – в тоне.
– Ладно, дочка, не бери к сердцу. А то, что Ланочка родит – и впрямь радость. Пора. Наши девочки все уже бабушки, а теперь и Лидуся будет.
Больше они к этой теме не возвращались.
В августе садик Димы собрался на дачу. Она не представляла, как сможет отпустить его одного.
– Вам решать, – сказала Мавлюда. – Но Дима очень взрослый мальчик. Очень, – добавила она с нажимом. – У нас прекрасный коллектив – и воспитательницы хорошие, и нянечки. Да, что я вам рассказываю – вы же в курсе. Место необыкновенно красивое, в горах. Сон в закрытом корпусе. Четырехразовое питание. Фрукты. Я тоже еду . Наш коллектив берет своих детей – школьников, так что недостатка в помощниках не будет. Едут три группы и всего-то на 14 дней. Вы не представляете, как важно для ребенка почувствовать себя взрослым. Особенно для мальчика. Решайте.
И Жанна решилась. Автобусы уезжали в 8 утра. Она долго не могла оторвать взгляд от окна, долго махала сыну, который был спокоен, улыбался и весело плющил нос об оконное стекло, не давая ей никаких поводов сожалеть о своем решении. Рядом с ней прощально махали руками мамы и папы, было даже несколько бабушек, которые пришли проводить внуков.
А она была одна и вдруг просто осязаемо, физически почувствовала это одиночество. Невозможным было даже представить, как прожить эти 14 дней без сына, без его внимательного, чуть вопросительного взгляда, без улыбки и его теплой ладошки в своей руке. Без их обнимашек и разговоров о том-о сём, без его рассказов о садике, которые она выслушивал с неизменным вниманием.
А ещё – она поняла, что возвращается в пустую квартиру. И неважно, будет там её муж или нет. Вот и проводить сына он не смог – совещание с утра. Она не настаивала – нет, так нет. Сегодня был пустой день – в кабинете были профилактические работы, и она была вольна делать всё, что захочет. А вот … оказалось, что без Димки ей просто нечего делать, и если честно – не хочется. Жанна вернулась домой, покрутилась на кухне. Впереди был целый день и таких дней было ещё так много – две недели. Позвонила Лоле. Та поняла всё быстро.
– Приезжай! С Дилечкой поиграешь, она так выросла. Ничего не бери, родители вчера были, печеного привезли. Ты ведь любишь чак-чак? Чай попьём, арбуз есть. Давай, жду.
Жанна пошла к метро, чтобы купить цветы, а потом, решив не мотаться с пышным букетом в общественном транспорте, взяла такси. Как жаль, что они живут так далеко друг от друга!
Лола по привычке кинулась на шею, обняла, закружила, и Жанна почувствовала, как отпускает тревога и тоска. Дильбар спала, а они сидели на кухне и не могли наговориться. О детях, о работе и пациентах, о Тамаре, о родителях. Лола рассказывала о дочке, о том, как вся семья обожает эту малышку, как трепетно относятся к ней старшие племянники.
– А Тимур, представляешь, и думать забыл, что хотел мальчика. Диля для него – вся жизнь. Даже боюсь, чтобы не избаловал, когда она подрастет, – Лола произнесла это нарочито строго, но по ее смущенной улыбке было понятно, что она всецело разделяет чувства мужа: и для нее дочка – вся её жизнь, и она, наверняка, будет ее баловать.
– Папа говорит, что любви не может
