Шарада - Руслан Каштанов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
–Как ты сам думаешь, эти темы можно назвать нормальными? – спросила она у него.
Так началась его терапия…
Дина: «Надеюсь, ты не рыдал перед ней, как маленькая девочка?»
Тим: «Нет… Я старался быть откровенным. Мне хотелось прояснить для себя кое-что».
Сергей: «Прояснил?»
Тим: «Вполне»
…Бывает, что равнодушие утрачивает власть, и становится прямой противоположностью холодности чувств, перетекая в дружбу… или нечто большее.
Эта сторона жизни, чаще всего скрытая от чужих глаз, коснулась Тима подобно подозрительному незнакомцу – он не доверял таким поворотам. Постоянно находясь в атмосфере научности, первым делом он постарался объяснить все логическим путем, совершив при этом грубую ошибку рационализации чувств.
Всегда можно расставить эмоции по полкам и постараться взглянуть на них со стороны. Но проделать такое можно только по отношению к себе.
Что же делать с тем вторым, чьи чувства вдруг поменяли «минус» на «плюс»?
Не имея склонности упрощать, Тим пустился плутать среди предположений. Не удовлетворившись полученным результатом, он обратился к знакомым, в надежде отыскать опору в чужом опыте. Просто так, будто между делом, он задавал им вопросы:
–А случалось ли тебе держать строгий курс на ненависть, а потом менять его на любовь?
–Как ваша взаимная ненависть переросла в дружбу?
(Леша: «Очень просто – нужно переступить через долбанное «не хочу» и сделать широкий шаг к согласию»)
–Что лучше? Любить или ненавидеть?
(Сергей: «Это две стороны одной медали»)
Результат поисков и опросов был не самый лучший: тупые обобщенные факты. Ответа, от которого стало бы легче дышать, он не получил. Впрочем, это уже становилось привычным…
Оставалось довольствоваться трезвостью мысли, и душой, изогнувшейся в вопросительном знаке.
Закоулки памяти говорили немного (Мнемозина отказала этому молодому человеку в долговременном хранении): впервые Тим увидел Айдына в поточной аудитории, когда каждому новоявленному студенту вручали его билет (документ из узких штанин slender foot). Моментальный оценивающий взгляд, предвзятое мнение, отсутствие интереса. В следующий раз (стоило потрудиться, чтобы отыскать эти короткие пять минут жизни в пыльном хламе редких воспоминаний) уже через пару дней, они столкнулись на скучной перемене, и, не обремененные отсутствием коммуникабельности, узнавали без интереса, со взаимной надменностью, общедоступные биографические факты друг о друге: имена, даты, возраст, какие-то несхожие интересы. Тим так же вспомнил, что после того незначительного диалога у него остался неприятный осадок, и даже возмущение, – уже тогда было ясно, что Айдын превосходит многих, в том числе и избалованного мальца, каким часто воспринимали Тима.
Вот и все, что смог выдать архивариус после нескольких к нему обращений.
Безусловно, их поверхностное общение всегда имело место быть. Они не были врагами. Но и друзьями не назывались. Их общение входило в ту огромную часть заурядных диалогов, что происходят между людьми, видящихся по воле судьбы изо дня в день в одном и том же помещении (в данном случае: учебный корпус).
На этом самом факте Тим и спотыкался. «Что заставило его проявить ко мне такое благодушие? – задавал он себе вопрос. – Что могло измениться?».
(Сергей: «Как мило! Ты влюбился!»)
(Тим: «Я этого не говорил»)
И перед его глазами, как мастерский киноспецэффект, представал сгусток злости, окрашенный в бордовый цвет, переливающийся коричневыми прожилками и окутанный аналогичного тона туманностью. Так он увидел свой гнев, после того, как освободился от него.
То были дни открытий и понимания. Тим, в паре с Нелли, блуждал в лабиринте своей души. Стабильно, один раз в неделю, в рамках психологического консультирования.
Тим открывал двери, в которые не то, что никогда не решался входить, но и которых он даже никогда не замечал. Замки на них уже заржавели, настолько долго они оставались закрытыми. И за одной из таких дверей притаилась нелицеприятная, вызывающая бурю гнева, правда. Правда несправедливая; разочарование спутник такого вида правды.
–Ты можешь плакать, если хочешь, – сказала ему тогда Нелли. – Никто тебя за это здесь не осудит. Каждый из нас имеет право на слезы.
–Нет, – сказал Тим. – Плакать я не буду.
Он не улыбнулся, как обычно, отпуская свою боль и растворяя ее в беспечности, а только лишь уставился в одну точку, замолчал, и долго не хотел говорить. Глаза его стали цвета осеннего холода, и на время он превратился в грозную статую.
–Тим? – обратилась к нему Нелли. – Мы можем продолжать?
И он твердо ответил:
–Да, конечно.
Вечером того же дня он оторвался на каком-то незнакомце.
Тим приметил на себе чей-то «косой» взгляд, и вдруг позабыл о том, что его внешность часто оценивается окружающими, и что взгляды могут быть любыми, начиная от завистливых и заканчивая типично влюбленными.
Он вдруг стал дерзок, и, никого и ничего не видя вокруг, уверенно пошел на немного ошарашенного паренька («Я просто посмотрел на тебя, братан! – читалось в его глазах. – Ничего больше!»), но готового безусловно принять вызов. Они стали обмениваться резкостями, и их никто не останавливал – казалось, если прикоснуться к кому-то из них, можно было обжечься.
–А что случилось то? – не теряя рассудка, задался вопросом Кирилл.
–Не знаю! – ответила ему Дина, не скрывая своего недовольства. – Похоже, наш Тимон совсем погнал!
Следуя инстинкту сохранения, Кирилл стал изучать пацанов из «вражеского лагеря», и, признав со стыдом, что в одиночку он бы с ними навряд ли справился, мысленно поблагодарил Бога за то, что рядом был Айдын; в такие моменты от его присутствия всегда становилось намного легче.
Воздух накалился до предела. Тим придвинулся вплотную к своему «обидчику», так, что можно было чувствовать на своей коже его горячее дыхание, и, уже в следующий момент беспощадно накинулся на него, в стремлении положить на лопатки. Но не тут то было – противник оказал достойное сопротивление.
Дальше началось месиво.
Дине постоянно казалось, что вот сейчас Кирилл точно получит удар, который собьет его с ног, и его начнут жестоко пинать эти дикие животные. Глаза ее заблестели от слез, но она истово продолжала убеждать себя, что все обойдется.
Главный зачинщик этого глупого побоища, – Тимон, – стремительно сдавал позиции. Парень, на которого он решил спустить свой гнев, оказался недурен в рукопашном бою. Тимино лицо уже было в ссадинах и кровоподтеках (наметки для грядущих синяков), в то время, как из видимых показателей, которые оставляет на теле драка, у его противника была лишь разбитая губа, но при этом дышал он тяжело и громко.
Кто-то из свидетелей выкрикнул «дежурную» фразу:
–Зовите ментов!
«Превосходно!» – пронеслось в голове у Дины.
И вдруг она увидела, как Тим проделал со своим телом нечто, что может сделать только боец. Его корпус увертывался от ударов, как в танце; его руки закрывали лицо, и его глаза ждали удобного момента. Паренек отмолотил кулаками воздух, и когда в очередной раз его дыхание сбилось, Тим нанес свой удар. Не сокрушительный, но вполне
