Солнечный ход - Дмитрий Барабаш

Новая страница

И вот Он новую страницу мне открыл.И всматриваясь в линии блокнота,я видел, какв них оживает нота,которой Моцарт с нами говорил.Он новую тропинку прочертил,другие звезды завязал узоромсозвездий, от которых до могилтянулись нити. Пополнялась Тораперечисленьем умерших Богов.Мы к девяти прибавили кругов,которые вели тропой из адаспиралью, нежной зябью облаков.И сладостно, как гроздья винограда,искрились звезды.

Сон

Просыпаясь, одеваю тело,брошенное в угол перед сном.Хорошо, что тело уцелелои никто другой не бродит в нем.

Сначала сочиняли Сатану

Они опять понюхивают след,как будто в немпроявится хоть каплянесметных дел и пережитых лет.Я вижу, как измученная цапляподнимет голову и высунет язык,тот, на котором вы не говорите.Что стык эпох, эпохи – это миг,и сколько их застрялов звездном сите?Возьмешь одну —посмотришь на Луну.Другую – на Меркурий и Венеру.Зачем-то сочиняли Сатану,потом, спеша, придумывали веру.

Как долго длится эта круговертьработ над совершённою ошибкой.И цапли крик, взвиваясь,словно плеть,созвездье Псов погонит прочьпо хлипкойтропинке ввысь,по переливам луждо призрачных истоков отраженья…

Тоска

Тоска нужна —в ней постигаешь сутьвремен, икон и карусель распятий.Кого угодно можно перегнутьв миру́, живущембез простых понятий.

Здесь есть весы. Смешно:добро и зло —две чашки на носу любой скотины,и если их не видишь – повезло.Здесь, как в метро,проносятся картины,написанные Леонардо,Гойей, Босхом…И, словно посуху,ступаешь по полоскам,ведущим неприлично высоко.Осуществляешь скучный переходиз бытия в неведомые дали,где ждут друзья,куда уже упаливсе звезды мира,где течет река,пересекая пасмурное море,в котором наше маленькое гореприобретает светлые тона,где в небо бьется каждая волна,где нет границ и стен немой печали,и пена в ослепительном оскалеиграется с копытами коня.

Нездешний бред

Каждой пылинкой света,летящей к небу,Каждой былинкой,каждой былиной,каждой ракетой,всякими шаттлами там,всякими там челноками —мы поигрались немножкос богами, с веками.Мы получили пригоршни ответови горы задач…Прыгал, звеня, под рукою измученный мяч.Как он звенел!Сколько было в нем силы,металла.Как моя женщинав пасмурном небе летала!Как та метла устранялапогрешности света.Видите, милые,сущность нездешнего бреда?!

Говори вместо меня

Говори вместо меня. Какая разница кто?Я одеваю свитер, накидываю пальто.Я выхожу на улицу,и встречная пара глазотпрыгивает, как курица,предчувствуя смертный час.

Кольцом потащусь по городу,скрученному из бабла.Душная участь совести —капать к ногам со лба.

Как мне их страхи нравятся.Как же я вас люблю,бросившая красавицав огненный круг нулювзгляд окрыленным лезвиеммысли. Расеяв дым,встретишь меня над безднаминищим и молодым.

Божественное вдохновение

Бывает и у Бога вдохновение.То Моцартом он будит страшный сон,то Пушкина веселым дуновениемсметает пыль с нахмуренных икон.То капельками, как свеча в бумагу,Он открывает миру Пастернака.То, назначая тень пустым вещам,подмигивает, словно Мандельштам.

И сто царей пытаются ворватьсяв убогий мир, любому постояльцувсегда открытый.Полпланеты войск – людей живых,умерших и воскресших,размноженных тенями от теней,рядами строят, на колонны делят.И всех – на бой!Слепым царям здесь верят,не замечая выси голубой.Вот вы: цари, визири и солдаты,незрячие слепцов поводыри, —как вы, в грозу из лужи пузырибельмом туманным смотрятнад собою,и лопаются. Кто вы, главарилюдских страстей,пред высью голубою?

Гефсиманский сад

Что же снилось тебев Гефсиманском саду?Расскажи свои сладкие сны.Я стоял, как нагой,привыкая к стыду —не нарушить бы их тишины.

Что же снилось тебев Гефсиманском саду,в тот растянутый музыкой час?Я смычком по судьбедо конца проведу,полежу, как луна,в Гефсиманском пруду,не посмев дотянуться до вас.

Что же снилось тебе?Расскажи свои сны.О себе я не думал совсеми скользил, как луна,в облаках тишины,и пытался понять,как не видят луны,и о чем Гефсиманские сны.

Расскажи, что приснилось?Мне дороги сныпод кашатановой лаской тепла.Люди, клацая сталью,с другой стороныпробирались, не ведая зла.

Будда

Девять муз исполняли танецв храме любви.И какой-то бутуз толстопузыйсидел в середине.Ему нежные шорохи женщинказались милы.Он сидел, вспоминая своебесконечное имя.

Были четки в руках у него…Сквозь отверстие в храмесолнце падало в круг.Музы землю вращали ногами.Пирамиды в руках, а не четки.Не четки, а куб.Как его ни крути —появляется новое слово.Этот мальчик был так же понятен,как глуп.Он творил этот мир.

И какой только верой

И какой только верой они ни пытались понять,и каким только зреньем узнатьсквозь приборные доски…Безучастной была всех морей леденящая гладь,и недвижно лежали луны золотые полоски.

Так мала становилась земля, что небесных тенейбыло видеть нельзя из-за их всеобъемлющей выси.Из-под черной воды паруса отражали коней,колесницы богов и оскал дрессированной рыси.

Лимонад

Развязка брезжила.В лучах ослабевалнепрочный узелна глазной повязке,и мир вокруг привычно прозревал,не оставляя места нашей сказке.

Всходило солнцев миллиардный раз,и утро пузырилось лимонаднойнародной радостью,как веселящий газ,как лучикв каждой клеточке тетрадной.

Бонус от Хроноса

Мне игру страстей порочныхза окошком не унять.Муравьи в часах песочныхповернули время вспять,поднимая по песчинке в верхний конус день за днем.Словно Хронос дал мне бонус,чтобы нам побыть вдвоем.

Другие берега

Не отклоняйся от маршрута,по звездам следуй в те века,где жизнью воплотится чудои станут зримы берега.Они, лежащие в туманееще не писаных страниц,уже очерчены томамивеликих книг, и вещих птицк нам протянулись голосами,и указали ясный путь.Вы только не сбивайтесь сами,от плевел очищая суть.

Странник

Запах верблюда и зноясливался с землей.Я ниоткуда ведомыйдвугорбой спиной,ноги, как корни,пускавший в пескипредсказаний,лица скрывавшийобрывками шелковой ткани —странник, стремящийся к тайнамнемых пирамид,мыслью узор наносилна горячий гранити шлифовал его словомна всех языках,пальцем рисуя кругина зыбучих песках.

Случай на Сухаревке

Глебу Кузьмину

В студенческие годы я некоторое время вместе с Глебом работал дворником на Колхозной (бывшей-нынешней Сухаревской) площади. Нам на двоих дали трехкомнатную служебную квартиру в доме конца XVII века. Состояние квартиры соответствовало ее возрасту. Мы потрудились, чтобы приспособить ее для жизни. В результате одна из стен превратилась в коллаж из рваных страниц «Шпигеля» и еще нескольких буржуйских журналов, изобиловавших обнаженной натурой. В центре композиции находилась батарея теплосети, на которую мы поместили ренуаровскую репродукцию: голую бабу с огромным задом, а за батарею воткнули банный веник. Стена получилась не только антисоветская, но и противозаконная. Тогда за такую порнографию могли и выгнать из университета, и припечатать по УК.

Однажды ко мне приехали западные немцы (точнее немки), учившиеся в Пушкинском (ГИРЯ).

Мы набили трубочку анашой и беседовали о вечном, как вдруг в квартиру ввалился крепко выпивший товарищ (ныне очень известный журналист) и, не сумев найти общий язык со мной и моими подругами, сильно осерчал. Так сильно, что побежал на Садовое за ментами. Последовавшие за этим события и легли в основу этой зарисовки.