Косые тени далекой земли - Го Осака

– Сиди здесь. Я сейчас вернусь.

Барбонтин поспешно вылез из машины и направился к замаскированной полицейской машине, на которой приехал.

Риэ не спускала с него глаз. Он же взял микрофон и связался с кем-то по рации. Ну и разнервничался он, как услышал про «гал».

Интересно – почему?

Барбонтин вернулся со словами:

– Нужно съездить в нашу контору, записать показания. Поехали.

Риэ взглянула на него:

– Обещайте, что не будете обращаться со мной как с преступницей.

– Ладно-ладно. Садись в ту машину.

Барбонтин коротко переговорил с другим следователем в штатском и отвел Риэ в свою машину. Велел ей сесть на сиденье рядом с водителем, а сам сел за руль.

Как только мотор завелся, Барбонтин нажал на газ и погнал машину по улице с односторонним движением по направлению к площади Каналехас.

В машине он не произнес ни слова. С площади Барбонтин свернул на какую-то улочку, и через несколько минут Риэ уже не понимала, где они сейчас находятся и куда направляются.

И только когда, доехав по широкому проспекту Гран Виа до площади Эспанья, они свернули оттуда на улицу Принсеса, Риэ сообразила, что они едут в северо-западную часть города. Если ехать прямо, упрешься в кампус при университете, где она училась.

Машина свернула на улочку, отходившую от улицы Принсеса по диагонали направо, затем – налево, на какую-то широкую улицу. Вскоре снова поворот – на этот раз направо. Они оказались на улице, которая вела строго на север, и на дорожном указателе Риэ удалось мельком увидеть название – улица Андреса Мельядо.

Риэ вдруг вспомнила, что где-то в этом направлении находилось Центральное управление службы безопасности, и у нее появилось неприятное предчувствие.

Проехав около километра в гору, они свернули направо, миновали еще один квартал и оказались на улице. С односторонним движением, ведущей на юг.

На табличке виднелась надпись: улица Гусман-эль-Буэно.

Вскоре Барбонтин прижался к обочине, и машина остановилась у обшарпанного здания, построенного из песчаника.

– Куда вы меня привезли? Это ведь не полицейское отделение? – спросила Риэ, сжавшись.

– Не беспокойся. Это отделение службы безопасности. Тебя допросит сам майор Клементе.

Ну конечно, служба безопасности.

– А кто такой майор Клементе?

– Глава CEIAT.

– Сэйат? Это еще что?

Барбонтин распахнул дверь и лениво ответил:

– Куэрпо Эспэсиал Де Инвестигасион Антитеррориста.[8] Другими словами – организация по борьбе с терроризмом. Меньше знаешь – здоровее будешь.

Риэ неохотно вышла из машины. Улица была темная и совершенно безлюдная. Вслед за Барбонтином девушка направилась к зданию. На старой деревянной двери была прибита табличка, гласившая: «Сейсмологическая лаборатория».

– Терроризм и землетрясения – понятия близкие, – не дожидаясь вопроса, проговорил вдруг Барбонтин, как бы оправдываясь.

Он нажал на кнопку рядом с дверью – дал сначала два длинных, потом три коротких звонка.

– Но ведь в Мадриде землетрясений почти не бывает.

– Хотелось бы, чтобы то же самое можно было сказать и о терроризме.

Скрипнув, дверь распахнулась.

3

– Набранный вами номер не существует.

Рюмон до сих пор еще помнил, насколько потрясла его эта фраза, произнесенная ровным, отчужденным голосом.

Тикако молчала, занятая едой.

Рюмон продолжил свой рассказ:

– Но сдаваться я не хотел и позвонил тебе на работу. Девушка из иностранного отдела сообщила мне, что ты отработала до конца года и уволилась. Тогда я решил, что ты вернулась домой, к родителям.

Родители Тикако жили в Кобе.

– Нет, домой я возвращаться не стала – просто переехала на другую квартиру. Я не хотела, чтобы ты звонил или приходил ко мне, понимаешь? Потому-то и с работы уволилась.

Рюмон почесал затылок:

– Видно, сильно я тебе тогда опротивел.

Тикако доела паэлью и поставила тарелку на стол.

– Мне всегда бывает нелегко принять решение. Но если бы я оставила все как есть, мне было бы гораздо труднее забыть о тебе.

– И где ты живешь сейчас? Если не секрет, конечно.

Тикако вытерла рот платком.

– Титосэдори-яма. На линии Кёосэн.

– Вот как? А я все там же, на прежней квартире. Оба замолчали.

Снова послышался шум толпы, и Рюмон без особой цели перевел взгляд на веранду, где веселились гости.

Тикако вдруг спросила:

– А ты женат?

Этот вопрос был для него неожиданным.

– Не… нет, – произнес он, запинаясь. – Не так просто найти такую, чтобы вышла замуж за журналиста.

– Это вовсе не так, – проговорила она почему-то с чувством.

– Лучше ты про себя расскажи. Ты-то, наверное, уже давно семьей обзавелась.

Тикако немного помолчала, потом ответила:

– Я тоже еще не замужем.

– Вот как? – коротко сказал он и стряхнул пепел с сигареты.

Рюмон постарался, чтобы на лице его ничего не отразилось, но от этого известия он почувствовал необычайный прилив сил, словно в холодную погоду у его ног забил горячий ключ.

Он бесшумно ступил на траву газона. Вообще-то он уже успел заметить, что обручального кольца у Тикако не было, и в нем затеплилась надежда, что она все еще свободна, именно так и оказалось на самом деле.

Набравшись решимости, Рюмон сказал:

– Послушай, насчет той истории… Я еще раз прошу у тебя прощения. Я тогда словно с ума сошел. Если бы я в тот день не перебрал с алкоголем, я бы ни за что не забылся настолько. После той истории я стал пить меньше, и ничего подобного себе больше не позволял. Конечно, я просто пытаюсь оправдаться и все такое, но…

Он взглянул на Тикако и увидел страдание на ее лице, повернутом в профиль к нему.

– Забудем. История давняя, что возвращаться к ней снова?

Теперь, как Рюмону казалось, он понял, почему между ними все сложилось именно так, а не иначе, – Тикако в то время стремилась к тому, чтобы ее отношения с мужчиной были безукоризненны, а поступок Рюмона как раз этой самой безукоризненностью не отличался.

Тикако вдруг, вытянув шею, отвернулась.

Рюмон, открывший было рот, чтобы сказать что-то, передумал и проследил за направлением ее взгляда, устремленного в сторону многолюдной веранды.

– Что, знакомого увидела?

– Вроде того. Он преподает на курсах испанского языка при министерстве иностранных дел.

– Не иначе как твой бой-френд?

Тикако, вновь повернувшись к нему, с улыбкой произнесла:

– Ну, это как сказать. По правде говоря, он уже почтенный старец – ему лет семьдесят пять.

Рюмон погасил сигарету.

– Неужели семьдесят пять? По тебе не скажешь, что у тебя нехватка поклонников.

– Он просто замечательный человек. Я с ним впервые встретилась… когда же это было? А, на встрече общества японо-испанской дружбы. Познакомить вас?

– Может не стоит. Я, видишь ли, не большой любитель разговаривать про уход за садами, бонсаи или розами.

– А тебе ведь это и не грозит. Он раньше служил в дипломатическом корпусе и долго жил в Испании. Я думаю, тебе будет интересно с ним поговорить.

– Я лучше с тобой поговорю.

– Не упрямься, пойдем.

Тикако взяла его за руку и потянула за собой в сторону веранды. Он помнил ее именно такой: если уж что сказала, то никакого отказа и слушать не захочет, а если что задумала, то сразу и сделает. Те три года, что они не виделись, показались вдруг просто вымыслом. Рюмон почувствовал во всем теле жар, вызванный близостью Тикако.

– Ну хорошо, будь по-твоему. Хоть узнаю у твоего старикана, как ему удалось тебя соблазнить.

Поднявшись по лестнице на веранду, они вклинились в людскую толпу.

– Не понимаю, куда он мог исчезнуть, только что был здесь.

Они пробрались сквозь толпу к двери, ведущей в здание.

Затем дошли до центрального зала, но и там знакомого Тикако не оказалось. Их глазам предстали лишь два иностранца в тюрбанах, мирно беседующие о чем-то.

Тикако снова двинулась вперед, они пересекли зал и направились к гостиной слева. Здесь людей было поменьше.

На рояле, занимавшем угол комнаты, стояли фотографии королевской четы, Хуана Карлоса и его жены Софии, и премьер-министра Фелипе Гонсалеса.

За гостиной находилась столовая. Вокруг широкого, уставленного закусками стола несколько гостей пели непринужденную беседу.

Человек, расположившийся у камина с бокалом шерри в руке, увидев Тикако, расплылся в улыбке и приветствовал ее жестом руки. Это был пожилой джентльмен в очках с черной оправой, осанистый, одетый в серый костюм. На голове у него был черный берет.

Твердо ступая, он подошел к ним и обратился на богатом интонациями испанском:

– Ола, Тикако. Кэ таль?

Тикако ответила ему на том же языке:

– Муи бьен, грасиас. И устэ?

– Перфектаменте, грасиас.

Тикако и пожилой джентльмен некоторое время продолжали говорить по-испански, как будто решили попрактиковаться в языке. Затем Тикако представила Рюмона.