Четыре тетради (сборник) - Константин Крикунов

– Падают дождики. Вчера прошло полнолуние, и включили ветер. Нет такого в человеке, чего бы другой человек не мог вынести. …Этими губами, губами, устами? она… чувствует!.. Шарики отпустили, и все дети заплакали.

– Я придумал ей смерть. Она должна сгнить и стать чёрной, как банан.

– Поэты, летающие в высших сферах… Вы! где холодно. – Все они – суррогат тебя. – Можно пойти в мастерскую к одному знакомому бабнику и проверить, разъедает ли перебродившая вместе с абсентом сперма масляные краски, которыми намалёвана ню.

Корчусь по ночам, крючусь, кручусь, наматывая на себя простыни и кошмары, как веретено. Перед лицом своих товарищей торжественно клянусь: уезжай, я буду неверен тебе.

Не клянись. Никогда не объявляй о своих намерениях.

Добивайся того, что хочешь, молча и стремительно.

– Я видела девушек с ярко-жёлтыми и ярко-зелёными губами в оранжевых платьях. И ещё айсберг, как переливается ослепительный лёд, это было в детстве. Теперь я вижу этот айсберг только тогда, когда ты взрываешься у меня внутри.

– Как ты будешь меня убивать? Поленом?

– Я сразу никого не убиваю. Я – медленно.

– Тогда я советую: у меня там есть нож, на нём – пилка.

– Сначала я тебе отрежу реснички.

– Чем?

– Ножом. Оттянув их.

– Лучше сразу вместе с веками, тогда я буду на тебя смотреть, не закрывая глаз.

– Зачем же с веками. Конечно, не получится не зацепить их.

– А потом?

– А потом я проломлю тебе вот здесь, – положила указательный палец на ямку под шеей.

– Чем?

– Кочергой. Только нужно упереться во что-то.

– Зачем?

– Чтобы вытащить сердце. Может, оно у тебя маленькое и куриное.

– Это больше относится к твоим мозгам.

– Ты ничего не понимаешь!

– Ладно, а дальше?

– Обрезание. Нет, скорее отрезание. Но нужно знать. Ты мне говорил, что он начинается там, далеко, между ног.

– Я тебе этого не говорил. Это тебе кто-то другой говорил. Ты меня с кем-то путаешь.

– Ну ты! Я отрежу его!

– Зачем?

– Посмотреть под микроскопом, как бегают сперматозоиды. Как он устроен.

– Я тебе и так расскажу, как он устроен.

– Потом положу его в банку со спиртом. Она будет такой строгой цилиндрической формы. Поставлю на подоконник и повяжу жёлтым бантиком.

– Почему жёлтым?

– Я люблю жёлтый цвет. А ты ни с каким другим цветом и не ассоциируешься. Потом я найду печень. Ты знаешь, где она находится?

– Нет.

– Но я буду выбрасывать всё, что не печень. Ещё я очень хочу содрать с тебя кожу.

– Зачем?

– Посмотреть на твои нервные окончания. Но я не умею этого делать.

– Делаешь надрез и, оттягивая, срезаешь. Я потом найду для тебя инструкцию, как свежевать труп человека.

– Мне не по себе и хочется тебя укусить! Не уходи, мне страшно, когда ты уходишь. Я осталась во дворце ужасов совсем одна.

– Хочешь, я могу тебя убить? Задушение, утопление?

– Исключительно импровизация. Прошу и требую исключительно импровизации.

У кого-то в башке солома, у тебя голова набита сухими тыквенными семечками, и забытые-найденные шляпки (было какое-то возражение, не могу сказать, но…).

– Я ходила по дворцу, печалилась, что умирает королева, я плакала.

– Я знаю, о чём твой сон, ты плакала о себе.

– Там была девушка с длинными волосами, очень неприятная, она хватала меня за руку. Я не знаю, как объяснить.

Нужно было найти пешку. Нашёлся аптечный пузырёк, который похож на чёрную пешку, поставил на доску, чтобы изображала собой Киев, и пошёл на войну. За тем краем клубилась тьма, и сверкающие планеты превращались в пыль.

Комом лежит в горле жизнь. «О Моро, я умру, если ты не усладишь меня своим расположением, столь горько моё существование…»

«O Moro, io moro, se con tua moralità non mi amari tanto il vivere m'è amaro…»

Datti – дай себе, dattipace – дай себе покой. См. трактат «О Великодушии» – к слову о манерах Леонардо: «В ответ на великие невзгоды увеличь своё терпение, и эти великие невзгоды не смогут задеть твой ум».

Худая девочка качает толстую. Толстая рассказывает о том, кто в кого влюбился.

– Если ты меня сильно раскачаешь, я упаду, и твоих родителей оштрафуют.

– Ты хочешь загубить мою молодость!

– Твоя молодость уже прошла!

– Ты хочешь загубить мою старость!

89 видов бабочек. Одна книга в доме, брёвна – в обхват, «Подросток»: «Он схватил шляпу и бросился к шубе». Или наоборот. Пение райских птиц Эгейского моря, самолёты, леса, поля, летит дождик. Уходя наверх, бросил полено в печь, и прав он, я веду себя как несгибаемый.

Отважных не осуди, Прозрачных овеществи, Ничтожнейших обереги, Сгорающих воскреси.

– Осы летают, здесь у тебя осиное гнездо.

– Они зимуют в щелях. У меня кипит что-то большее.

– Я была не в курсе.

– Тогда мы больше не увидимся.

– Как ты решишь сам.

«Не удалось уломать девочку?»

Стол на 30 человек. Прошёл три поля. Окно. Со второго этажа Ксения орала на все пустынные окрестности.

– Я скажу тебе тайну: когда девушке действительно хорошо, девушка лежит тихо, как мышка, а не орёт, как белуга.

Когда солнце ещё на сцене летнего театра и в цепях и в партере Ломоносовского моста светится кровь в мочках ушей и на щеке золотится пух жизнь прошёл себя ото дня новых Москва Варшава и ещё то чего я не знаю ещё Одессу с Леной с этим и осталось уходить в свою жизнь я не удержу птичка Вопреки не удержит что там.

«Если расстанемся, первым делом я пересплю со скульптором, потом позвоню итальянцу».

Любовь не выращивается из благодарности за. Любовь никуда не девается.

Этот спектакль время разыгрывает для тебя.

«Но кроме искусства ещё есть жизнь. Довольно проклятая, друг мой, довольно проклятая».

– Когда мы приедем?

– Ещё часа полтора.

– У меня там… Там уже всё тяжело и горячо. Когда мы приедем?

Улицы Прусская, Рогатица, Фёдоровский Ручей, ул. К. Маркса.

Считаю по её костяшкам: январь, февраль, март… Значит, в марте 31 день.

Полуопущенные веки, усмешка, смотрит, как цветок, прижатый ступнёй, наполняется кровью.

– Ты чудовище! – и идёт на четвереньках по краю кровати – к продолжению.

Анемоны посадите в одну лунку рядом на 5 см, засыпая. Рядом на 5 см засыпать песком и через неделю-две смотреть, не кверху ли рогами. Другие – сажать когтями вниз.

– Люди делают серьёзное лицо, когда хотят что-то скрыть. А я? посмотри на меня. Я даже не знаю, в чём вы меня можете обвинить.

– Скажешь это на Страшном суде: сигарета на отлёте, воробьиные глазки, ножка на ножку, в короткой своей клетчатой юбке: «Я даже не знаю, в чём вы меня можете обвинить».

В Италии волосы и зубы ни у кого не выпадают, кожа лица золотая, а ногти перламутровые.

– Была ли я счастлива? Там все счастливы. Но однажды в соборе я видела, я слышала, как стояли русские, парень с девушкой и в круге света говорили друг с другом.

Кровь, голоса, смерть осла, выброшенного из окна церкви к ногам толпы, собравшейся по случаю праздника, и итальянское солнце, растекающееся над полуденной площадью.

– Ро-ко-ко, франц. ro-co-co, от ro… rocaille – да, осколки камней, раковины. Стилевое направление в европ. иск-ве первой пол. восемнадцатого ве. Для Рэ, связанного с кризисом абсолютизма… Абсолютизм – это про твои донские замашки, характерен уход от жизни в мир фантазии, театрализов. игры, мифол. и пасторальных сюжетов, эротич. ситуаций – вот, оказывается, отчего ты здесь. В иск-ве Ро. господствует грациозный, прихотливый орнаментальный ритм… Это про мою жизнь. Скульптура и живопись изящны, декоративны, но неглубоки. Декор. иск-во принадлежит к высш-ш-ш. достижениям иск-ва восемнадцатого ве. Ах!

всё – про меня, только времена перепутали. Или это я время перепутала. …По изысканности, красоте асимметричных композиций… Подглядывать нехорошо! За нами твоя книжка подглядывает!

– По утрам.

– И вечерам. По духу интимности, комфорта и внимания к личному удобству. Но от твоей кровати у меня всё ломит и болит. Теперь будем спать на полу, тем более что земля тёплая.

Повичесальщики и пряхи были уже в постелях.