Над квадратом раскопа - Андрей Леонидович Никитин

его светлым на разных торфяниках колебалась в зависимости от местных условий. Точно датировать можно было только начало новой трансгрессивной фазы и очередного накопления торфа. Но все равно нигде этот разрыв не был меньше шестисот лет, достигая в отдельных случаях тысячи двухсот лет.

Работы Е. Гранлунда послужили толчком к возникновению нового взгляда на процесс образования торфяников и их хронологию. Первыми это наблюдение оценили археологи, работавшие на торфяных стоянках Дании, Швеции, Англии и Германии. Они обнаружили, что именно с этими регрессивными уровнями по большей части и связаны слои археологических памятников.

Подобный подход к изучению торфяников у нас не получил широкого распространения. И не потому только, что болотоведы и палеоботаники обычно работали в отрыве от археологов. Согласно установившейся у нас традиции, палеоботаники предпочитали иметь дело с болотами «верхового» типа, которые питаются за счет грунтовых вод и подземных источников, в противоположность болотам «низинного» типа, вроде Берендеевского и Ивановского, образовавшихся на месте древних водоемов. Как ни покажется странным, болота первого типа меньше зависят от атмосферных осадков, чем болота второго типа, разделяющие одну участь с реками и озерами, чей уровень определяется обилием выпадающих дождей, снегопадами и расходом весенних паводков, целиком остающихся в котловинах торфяников «верхового» типа.

Была и еще одна, так сказать, субъективная причина. Изучая большие разрезы на болотах «низинного» типа, палеоботаники могли хорошо видеть «пограничный горизонт», отмеченный пнями, но не замечали тонкие, всего два-три сантиметра толщиной, слои регрессивных уровней, теряющиеся на общем темном фоне торфяной залежи.

Насколько существенно оказывалось последнее обстоятельство, я мог наблюдать в тот день, когда разбирал и описывал разрез у стоянки, получившей тогда же название Ивановская III. Если бы не черепки и свежий срез, на котором тонкие прослойки регрессивных уровней проступали достаточно отчетливо, иной раз я и сам мог бы усомниться в их существовании. Но они были замерены, описаны, и последующий анализ в лаборатории подтвердил, что мы действительно имеем дело с разновидностью «пограничного горизонта».

Самым интересным открытием в тот день нам казался факт, что археологические комплексы, перемешанные на суходоле, здесь были разделены прослойками чистого, без находок, торфа. На самом дне, под слоем песка, лежали остатки мезолитической стоянки, соответствующей по времени самой древней регрессии Плещеева озера и мезолитическому комплексу Берендеева болота. Выше залегали берендеевские черепки. Здесь они оказались старше самого Берендеевского поселения почти на пятьсот лет. Еще выше находились черепки типа Рождественской стоянки, а над ними — обломки горшков с ложнотекстильным орнаментом.

Человек забирался на эти маленькие островки только в те периоды, когда водоем зарастал, болото высыхало, поверхность торфяника слеживалась и разрушалась. На эту «поверхность обратного развития» попадали черепки сосудов и каменные орудия только тех людей, которые в это время жили на суходоле. Стоило начаться очередной трансгрессии, подняться уровню вод, как сырость делала островок непригодным для жилья, а нарастающий торф надежно укрывал все следы человеческой деятельности от перемешивания их с более поздними ее следами…

Следуя буквенной символике, «формула» поселения Ивановского III могла быть записана как ДЖИ, что сразу относило его в группу пойменных, затапливаемых поселений. Правда, с одной, притом весьма существенной, оговоркой.

В отличие от берегов Вексы и Плещеева озера, на этом разрезе можно было видеть не только моменты наивысшего поднятия уровня водоема, на что указывали слои торфа, но и сменяющие их периоды великих засух, отмеченных прослойками «пограничных горизонтов». Весь голоцен представал чередованием осушений и обводнений, регрессивных и трансгрессивных фаз, наступавших поочередно и, по-видимому, с отменным постоянством. Каждое такое изменение на разрезе сопровождалось изменением состава торфа и степенью его разложения. Тростниковый торф, на котором лежали мезолитические остатки, сменился через тысячу с лишним лет тростниково-древесным, а тот в свою очередь ольховым, чтобы позднее, в конце I тысячелетия до нашей эры, смениться осоковым.

Одновременно с изменением состава торфа происходило изменение в составе окружающих лесов.

На пыльцевой диаграмме разреза можно видеть, как с наступлением очередной трансгрессии засухолюбивые виды вынуждены потесниться, чтобы дать место влаголюбивым, и наоборот. Более того, рассматривая эту пыльцевую диаграмму как бы внове, я обнаружил поразительный факт, пропущенный в те годы и археологами, и палеоботаниками: наступление очередной регрессии водоема каждый раз предварялось появлением и последующим возрастанием количества пыльцевых зерен полыни — одного из самых засухолюбивых растений. При этом оказалось, что пыльца полыни лежит далеко не во всех слоях торфа. Ее очень много в самых нижних образцах, относящихся к послеледниковому времени, затем она скоро исчезает, а в дальнейшем появляется всякий раз, когда учащаются симптомы засухи. Наоборот, как только начинает нарастать новый слой торфа, что говорит о поднятии уровня вод и увеличении общей влажности, пыльцы полыни становится все меньше и вскоре она совершенно исчезает.

Климатическая хронология голоцена.

«Пиков» полыни здесь было ровно столько, сколько отмечалось на разрезе регрессивных уровней, независимо от их толщины. Больше того, просматривая пыльцевые диаграммы других торфяников, где пыльца полыни точно так же была выделена в отдельный график, я всякий раз обнаруживал примерно одинаковое количество полынных «всплесков». Даже если регрессивные уровни на самом разрезе и не были отмечены. Как я писал, место «пограничного горизонта» определяется на пыльцевой диаграмме торфяного разреза максимальным содержанием в образце пыльцы широколиственных пород — дуба, вяза, липы, ореха, клена. Теперь возникала еще более заманчивая перспектива: выявлять на пыльцевых диаграммах болот и водоемов лесной зоны регрессивные, засушливые фазы голоцена по возрастанию и исчезновению в спектрах пыльцы полыни, а также по ряду других столь же засухолюбивых видов растений.

6

Разрез Ивановского торфяника с его пыльцевой диаграммой, прослойками регрессивных уровней и разложенными в них, как на полочках, археологическими комплексами, дополнял и завершал картину, полученную на берегах Плещеева озера. Разные факты, собиравшиеся по крохам в течение многих лет, теперь сходились воедино, завязывались крепким узлом одной системы, в которой на первый план выступали уже не остатки человеческой деятельности, а силы, управлявшие развитием биосферы.

Человек оказывался своеобразным «индикатором» происходивших процессов, вроде пыльцы полыни, сигнализирующей о сменах засушливых и влажных фаз голоцена.

В целом это выглядело следующим образом.

Первое серьезное падение уровня водоемов в древности приходится на первую половину VII тысячелетия до нашей эры, когда мезолитические охотники и рыболовы выходят на острова и суходолы, а на берегах озер их стойбища оказываются