Слова через край - Чезаре Дзаваттини
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Антонио (вторя Могильщику и пытаясь выбраться из могилы). Стой!
Беглецы останавливаются.
Могильщик, (поворачивается к Антонио). Пожалуйста, не трогайтесь с места.
Антонио. Не беспокойтесь. Я человек последовательный.
Могильщик. Браво! Помогите-ка мне образумить этих несчастных.
Трое робко приближаются. Один из них маленького роста, один — высокий, один — толстый.
Поздравляю. Этот синьор тоже очень удивлен… Не так ли?
Антонио (с некоторым усилием). Да, да…
Могильщик (Толстому). Вы уже целую неделю бегаете взад-вперед… Примите наконец какое-нибудь решение — или туда, или сюда.
Толстый. Решено… У меня было предчувствие. Предчувствия словно светлячки. Они появляются и исчезают неожиданно. (Глубоко прочувствованно и почти возмущенно.) Но почему я? Почему именно я? (Пауза.) Всего хорошего. (Уходит.)
Все (за исключением Могильщика). Всего хорошего…
Маленький (несколько смущенно указывая на Толстого). Он посеял в моей душе некоторые сомнения… Вот нас двое… (Считая себя и Высокого.) Один… Два… А остальных (указывая куда-то далеко)… их миллиарды. Здесь… Двое… Там… Миллиарды… Может показаться, что мы хотим придать себе слишком большое значение… (Не продолжает и поворачивается к Высокому с жестом, словно говорящим: он-то знает.)
Антонио. Значение символическое, догматическое. Я понял.
Маленький с довольным видом указывает Высокому на Антонио.
Антонио (все более участливо). Самомнение… недостаток, который я больше всего ненавижу.
Высокий. Я не доверяю судьям. Если до них дотронешься… сразу отдернешь руку… словно они сделаны из какой-то другой, неведомой нам материи.
Антонио. В самом деле, нынче стоит о чем-нибудь подумать, как это сразу же покажется тебе чем-то прямо противоположным.
Маленький. Очень, очень современно…
Антонио. Это значит, что ты рискуешь расстаться со своей шкурой во имя того, что может показаться тебе ложным тотчас же после принесенной тобой жертвы.
Маленький (глядя на Антонио с лицемерным восхищением). Как это гуманно!
Высокий. Одним словом, боишься, что ты совершил этот поступок скорее из-за страха перед людьми, чем в силу обдуманного решения.
Маленький. Не надо испытывать страх перед людьми.
Высокий. Ни перед кем.
Антонио. (воодушевляясь). Даже перед… богом. Из-за той капельки отчуждения нашего «я», всего одной капельки, которую этот страх содержит.
Высокий. Очень хорошо сказано.
Могильщик (к Антонио, саркастически). Вот теперь и я понял.
Антонио (одергивая его). Да что вы поняли? Я продемонстрировал, что я человек с богатым внутренним миром. Я доказал, что обладаю ярко выраженным, даже мучительным социальным чувством. Пожалуйста, без инсинуаций… Я… остаюсь.
Могильщик. В таком случае… извините. (Принимается вновь закапывать могилу.)
Маленький (очень испуганно). Я — нет… Я ухожу… Но я больше не буду ничем заниматься. Я буду жить там… как цветок мака, который набирает соки благодаря воздуху, воде, солнцу — и больше ему ничего не нужно… Кто мне может в этом помешать?
Могильщик. А если удерет вор и повстречает вас… с вашим прекрасным желанием превратиться в мак, тюльпан или кедр. Но вор-то побежит другой дорогой.
Маленький. Не понимаю. Видите ли, я недостаточно умен. Так что же, вы будете меня за это сечь? Всего хорошего.
Высокий. Всего хорошего…
Антонио. Всего хорошего…
Маленький (издалека). Всего хорошего.
Высокий. Всего хорошего.
Оба вновь оборачиваются и машут рукой на прощанье. Антонио в ответ тоже машет им, а Могильщик начинает засыпать его землей.
Антонио (некоторое время старается выдержать, потом делает знак Могильщику, который прерывает свою работу). Я сейчас вас насмешу: дело в том, что мой взгляд упал вот на эту каменную ограду… Нюансы. Если бы не было этой ограды, я бы покинул сей мир без тени сожаления.
Могильщик. Всегда что-нибудь да найдется.
Антонио. Что это — еще одна инсинуация?
Могильщик. Нет-нет.
Антонио. Художник, он как листья подсолнуха. От легкого порыва ветерка (пытается показать жестами) они меняют цвет.
Могильщик. Не дергайте руками. Не то мы никогда не кончим.
Антонио (вновь уязвленно). Вы хотите заставить меня изменить характер, чтобы сэкономить какую-то минуту.
Могильщик. Нет-нет. (Готовится бросить еще одну лопату земли.)
Антонио (громким голосом, словно хвастаясь). Почему я жестикулирую? Да потому что я латинянин. И я стал им не по своей прихоти. Вам никогда не случалось… вдруг почувствовать себя мелом, которым пишут на классной доске?..
Могильщик (все более ворчливо, с досадой). Нет, не припомню.
Антонио. Будьте осторожны в будущем. Чувствуешь себя именно мелом. Кто-то тобой чертит. Вот он уже провел две линии — стороны треугольника — и тихонько-тихонько проводит третью. Треугольник. А если захочет, говорит: я превращу тебя в трапецию. Как тут не взбунтоваться, не правда ли?
Могильщик (швыряя на землю лопату, с раздражением опускает засученные рукава рубашки, явно намереваясь уйти). Ну вот что. Я решил: с сегодняшнего дня меняю профессию.
Антонио (вскипая). Вы уходите, потому что… потому что вы, наверное, ромб. Да-да, не обольщайтесь. Вы — ромб.
Могильщик (почти про себя). Буду приходить время от времени присмотреть за Гаибасси. (Глядит на соседнюю могилу, тонущую в цветах.) Или Гаифасси, не разобрать. Дождем немного смыло фамилию.
Антонио (осторожно выбираясь из могилы). Если позволите, я вам помогу прочесть… у меня глаза, как у кошки. (Приближается к могиле, пытается разобрать надпись.) Гаитасси, Гаифасси, или Гаимасси…
Могильщик (все так же про себя). Он перемешался с землей… Там, внутри, все спуталось… Ему даже не надо, чтобы к нему приходили и приносили цветы… Он сам их выращивает… Глядите-ка, какие красивые маргаритки. (Наклоняется поправить рукой цветы на могиле.)
Антонио (под впечатлением услышанного). Но этот… он что, в самом деле ни разу не пошевелился?
Могильщик. Ни разу.
Антонио (невольно). Мне очень жаль… (К медленно уходящему Могильщику.) Хотя бы попрощались.
Могильщик оборачивается, неодобрительно глядит на него и исчезает, так и не попрощавшись.
(После короткой паузы, поборов неловкость.) Но что он знает об извилистых дорогах, крутых обрывах, скалистых пиках, темных пещерах, таящихся внутри меня? Выстрел из револьвера был одним мгновением, минутным импульсом. Таким коротким, что внутрь не проникло ни крупицы диалектики. Чем-то целостным, неделимым. Но здесь… (указывая на кладбище) здесь мы можем, мы должны все четко разграничивать. И я принадлежу к категории людей, которые обязаны думать… всегда… даже когда они умерли. (Вдруг испускает крик, словно перекликаясь с кем-то в лесу.) Ооооо! (Никто не отвечает.) Я действительно один. Слишком много проблем лежит на моих слабых плечах. И никто не придет на помощь. Никто. (Тяготится пауза.) Даже эха не слышно. (Кричит снова.) Ооооо! (Никто не отзывается.) Если есть бог, сейчас был бы самый подходящий момент… Какой-нибудь знак, ну хоть самый маленький… или его голос. Нет, голоса лучше не надо. Потому что если у него вдруг такие же интонации, как у нас… если голос похож… не знаю на кого… например, на Винченцони… или Нардуцци… он на меня бы уже не подействовал… Ну тогда пусть… на минутку закроет рукой луну… Тем более тут никого нет. Только он и я — совершенно одни… Если ты это сделаешь… клянусь, я спрыгну обратно в могилу и собственноручно засыплю себя землей. (Медленно прохаживается взад-вперед, смотря на луну.) Измени хотя бы цвет кустарника. (Продолжает семенить мелкими шажками, то и дело останавливаясь.) Иначе… иначе, смотри, я уйду… Я уйду, вернусь туда… и… пошлю письмо Кьяретти, поздравлю его с днем рождения. (Снова испускает крик.) Ооооо! (Бочком, медленно, шевеля только ступнями, направляется к кулисам. Потом оборачивается, глядит вверх.) Я в самом деле ухожу… Я тебя предупредил…