Непосредственный человек - Ричард Руссо

с прекрасными пейзажами в том, что они заслоняют от нас простую земную картину, вот и теперь, распахнув дверь машины и услышав, как шуршат на ветру остатки прошлогодней листвы, я чуть не принял этот звук за сухой смешок Уильма Оккама. Смысл любых разборок в том, чтобы смягчить или прекратить какое-то конкретное поведение. В случае с отцом Лили его дети и внуки пытались помешать ему допиться до смерти — он разве что вслух не объявлял, но всячески давал понять, что именно таков его план. Соответственно, все обвинения, предъявленные ему членами собравшегося клана, представляли собой вариацию на единую тему: вот как твое пьянство действует на меня, обижает меня, унижает меня, сердит меня. Если же кто-то решит учинить головомойку Уильяму Генри Деверо Младшему, подобного лейтмотива не подобрать. Тедди Барнс напомнит мне, что я недостаточно люблю свою жену. Мать выразит разочарование в связи с тем, что я сделался умником. Билли Квигли обзовет меня долбодятлом, а Мег упрекнет в недостатке храбрости — я же так и не съел ее персик. Финни (человек) и Пол Рурк обвинят в беспринципности, Дикки Поуп — в идеализме. Словом, я заноза в любой заднице, но в каждой заднице — на свой лад.

Я вошел в дом моей дочери через кухню — постучал, но ответа ждать не стал. Преимущество мужчины, который входит в дом, до мельчайших подробностей схожий с его собственным. Внутри я услышал Джонни Мэтиса[16] из стерео — верный знак, что Джули дома одна. Рассел слушает блюз и не станет добровольно внимать песне со словами «До скончания века» под рыдание скрипок.

Она сидела в гостиной, моя дщерь, примостилась на краешке длинного дивана и смотрела куда-то в распахнутую дверь — возможно, на осиное гнездо, все еще болтавшееся под свесом крыши. Разумеется, она слышала, как я вошел, но не приподнялась, не поздоровалась, даже не обернулась. С порога я видел, что она в халате, хотя уже перевалило за полдень. Если смотреть только выше ворота, на изящную, тонкую шею, можно принять Джули за ее мать.

Я обогнул диван и подошел к двери в патио. Какое-то движение в воздухе привлекло мой взгляд. Там, под краем крыши, поверить не могу, с полдюжины черных ос висели над гнездом, порой кидаясь к сухому серому пергаменту и тут же отлетая прочь, словно отраженные незримым щитом.

— Ничему не учатся, — сказала Джули, и когда я повернулся ответить, я увидел ее левый глаз, тот самый, который она повредила в детстве, — распухший, превратившийся в щелочку. Белок почти исчез, а та малая часть, что осталась на виду, в паутинке лопнувших сосудов.

— Джули! — беспомощно произнес я, остановившись.

— Я хочу, чтобы он ушел насовсем.

— Это Рассел сделал?

— Я упаковала чемоданы.

— Джули! — повторил я. — Притормози. Это сделал Рассел?

Разве я не прав — разве не следует все проговорить?

На простой вопрос Джули ответила задумчивым молчанием, как будто видела здесь философское измерение, ускользнувшее от меня.

— Рассел ударил тебя?

И снова она долго думала над формулировкой ответа.

— Я упала, — сказала наконец она.

— Упала?

— Он толкнул меня, — осторожно произнесла она. — И я упала.

Пока мы обменивались этими репликами, Джули ни на миллиметр не сдвинулась на диване, а я не сделал ни шага к ней. Обоим нам недоставало Лили, обоим она была нужна позарез — не для того чтобы сказать, как нам поступать, но чтобы объяснить наши чувства, подкрепить верные и отбросить ошибочные. Иногда на лице моей жены проступает ее душа — и тогда я почти способен постичь собственную душу.

— Где он сейчас? — догадался я спросить.

— Не знаю, — ответила Джули. — А зачем тебе? Проверить мои слова?

Я вгляделся в дочь, в ее упрек. По правде говоря, верить такому о Расселе не хотелось, он мне всегда нравился, и я становился на его сторону в тех редких случаях, когда мне дозволялось принимать чью-либо сторону. И, уж если честно, я бы хотел задать еще несколько вопросов, задавать их до тех пор, пока не будет полностью исключена возможность, что это случайность или какое-то недопонимание. Очевидно, Джули почуяла это мое желание и истолковала его как нелояльность — возможно, она права.

Уставившись на свои руки, она повторила:

— Хочу, чтобы он ушел. Вон из моего дома.

Я отметил притяжательное местоимение, но не прокомментировал. Мы миновали предварительную стадию и достигли точки, в которой положено действовать, — а действовать я вроде бы умею.

— Хорошо. Перебирайся к нам на пару дней, пока…

Фразу я не сумел закончить, поскольку сам толком не понимал, чего именно мы будем ждать. Возвращения Рассела? Возвращения Лили? Бога из машины?

— Давай одевайся, собери чемодан.

К моему удивлению, Джули не стала спорить. Она вскочила и вдруг оказалась у меня в объятиях, всхлипывая:

— Ох, папочка! — снова и снова.

Это произошло так быстро, я даже не понял, она ли подошла ко мне, я ли к ней, да и какая разница.

Пока она складывала кое-какие вещички в чемодан, я наблюдал за осами. Джули права: они ничему не учатся. И если эта хрупкая пергаментная ловушка — смертельная ловушка — не дом родной, то где же он?

Две машины поджидали у моего дома, когда мы с Джули подъехали. Одна — неизвестный маломерок, другая — красный «камаро» Пола Рурка. На верхней ступени моей веранды восседала, шевеля пальчиками босых ног, молодая женщина. Чуть напрягшись, я опознал ее как вторую миссис Р.

Дочь прищурилась на нее, потом устремила обвиняющий взгляд на меня.

— Ступай отсюда, — велел я. — А то как бы и второй глаз не подбили.

Вновь я пересчитал автомобили на подъездной дорожке — по-прежнему два. Если только миссис Рурк не пригнала их сюда поочередно, тут кого-то не хватает. Возможно, ее супруг затаился среди деревьев и ловит меня в перекрестье прицела. От такой мысли по спине к затылку поползли мурашки, хоть я и понимал, что столь драматический сценарий не выдержит бритвы Оккама. Если бы Пол Рурк решил подстрелить меня из леса, разросшегося позади моего дома, ему бы не понадобился даже один автомобиль, не говоря уж о двух, и он бы не стал приглашать на место преступления миссис Р. — разве что уже намечается третья миссис Рурк, какая-нибудь смазливая двадцатилетняя студентка с его обзорного курса английской литературы. Однако вторая миссис Р., поедающая йогурт на моей веранде, выглядела так, словно выдержит еще немало миль пробега. Даже пластмассовую ложку она облизывала зазывно, на мой взгляд.

— Они с той стороны, — крикнула