Испивший тьмы - Замиль Ахтар
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В небе клубились синюшные тучи, но снег еще не пошел. Мы неспешно рысили рядом друг с другом. Никто не хотел торопиться навстречу смерти.
– Чего ты все время улыбаешься? – спросил Аспарию Видар. – Никогда не видел, чтобы ты улыбалась, сидя верхом.
– Иногда улыбаюсь, – ответила она.
– А вот и нет. Ты никогда не улыбаешься во время еды, тренировок или верховой езды. Ты улыбаешься, только когда пьяная. У тебя где-то припрятан кумыс?
– А ты что, какая-то инквизиция улыбок? – хмыкнула Аспария, не переставая улыбаться. – Просто я верю в наши шансы.
– Ты самая мрачная сучка из всех, кого я имел несчастье знать. Если ты веришь, может, и есть надежда.
– Я не мрачная. – Насмешка Видара превратила улыбку Аспарии в хмурый взгляд. – Я вижу светлую сторону большинства вещей. Ты, должно быть, путаешь меня с кем-то из других жен Крума.
– Это невозможно. Они гораздо красивее. – На этот раз ухмылялся Видар.
– Да пошел ты, – зарычала она. – Если Падший ангел тебя не убьет, это сделаю я.
Орво и Эдмар любили так подначивать друг друга. Когда Орво погиб, Эдмар не ел целую неделю, хотя только что потерял ногу и ему нужно было набираться сил.
Борис поднял руку:
– Слышали?
Ветер доносил до нас легкий гул.
Аспария потянулась за луком и достала из колчана стрелу. Ее наконечник представлял собой бесформенный осколок металла такого же черного, как моя рука. В точности как осколки, которые Дамиан продавал в Гиперионе.
– Сколько у тебя таких? – спросил я.
– Одна.
– Значит, целься получше.
Деревья рядом с нами стояли неподвижно, как и скалистые хребты за спиной. Гул доносился из-за следующего гребня.
Мы молча рысили вперед, и звук усиливался. Харл, Видар, Борис и Голф сжимали копья, а Аспария держала лук под рукой.
– Смотрите, – указал на что-то своим копьем Харл.
Изо льда и камня торчал красный цветок. Он походил на тюльпан, залитый кровью.
И он был не один. Из мертвой земли росла целая тропинка таких. Они вели в чащу меж двумя хребтами.
Аспария натянула поводья, но ее кобыла не желала двигаться к цветочной тропе. Я тоже попытался, но лошадь захрапела и развернулась в противоположную сторону. Черная кобыла Видара едва не сбросила его. Лошадь Голфа просто встала как вкопанная.
Мы спешились и привязали упрямых кобыл к деревьям. Свою поклажу мы оставили там же, взяв только оружие.
Следуя за доносившимся с ветром гулом по тропе из красных тюльпанов, мы углублялись в чащу, пока не увидели вдалеке силуэт человека.
Я жестом остановил своих спутников, вышел вперед, и мы двинулись к нему так медленно и бесшумно, как только может группа из шести человек.
Его колючее тело окружала изумрудная аура. Чем ближе мы подходили, тем больше подтверждались мои опасения: вокруг его рук, ног и шеи, словно мошки, вились зеленые буквы. Из глазниц, груди, коленей и ладоней торчали красные тюльпаны. Я задумался, не один ли это из тех ста человек, которых упомянул каган, а потом забыл о них.
– Не позволяйте буквам коснуться себя, – предупредил я. – Вы будете переписаны.
– Что это на хрен значит? – дрожащим голосом спросил Видар.
– Понятия не имею. Но что бы вы ни представили, это наверняка будет во сто крат ужаснее.
Человек, должно быть, почуял нас и заковылял в нашу сторону. Зеленые буквы попадали в красные рты тюльпанов на его теле, и те захлопывались. В то же самое время другие тюльпаны раскрывались и выплевывали зеленые буквы. Была в этом какая-то странная гармония, напоминавшая картину, холстом для которой служил человек. Или оживший гимн богу, которого я надеялся никогда не увидеть.
Человек точно не принадлежал к этому миру, поэтому я сжал кулак, раскрыл ладонь и метнул в него молнию.
Она угодила в дерево и воспламенила его. Мне нужно было сосредоточиться, стать пламенем, текущим внутри меня. Я глубоко вздохнул и метнул еще одну молнию.
На этот раз с раскатом грома она попала в цель. Тело человека охватило пламя. Буквы посыпались во всех направлениях. Я толкнул Аспарию в мертвые заросли, чтобы в нее не попала какая-нибудь буква.
Человек продолжил ковылять к нам, несмотря на охваченные огнем конечности. Его ноги обуглились, и тогда он упал, умерев по-настоящему.
– Похоже, огонь действует. – Аспария встала, вытащила из глубин плаща кремень и комок оленьего жира. – Намажьте наконечники копий, мы их подожжем.
– Ваш огонь не такой горячий, как мой, – возразил я.
– Но он может их задержать.
Она передала жир Видару и Борису. Харл и Голф, похоже, были слишком заняты, на что-то глазея.
– Чтоб меня, – произнес Харл. – Поглядите-ка сюда.
Из ствола дерева торчал человеческий палец цвета пыли. Он шевелился.
– Наверное, буква попала, – сказал я.
Другим деревьям и камням, на которые налетели рассыпавшиеся буквы, досталось не так сильно. Где-то обесцветилась кора и теперь напоминала скорее пальму, чем березу, какие-то камни изменили цвет и текстуру, и теперь казалось, что они не из этого леса.
Как и в наших, человеческих языках, одни буквы казались страннее других.
Глубоко в Мертвом лесу затрещали ветки. Вдалеке замерцали зубчатые призрачные силуэты.
Но они двигались слишком гладко. Скользили, будто не касаясь ногами земли.
– Эти ублюдки умеют летать? – пробормотал Видар.
К нам плыли четыре тела, покрытых цветами, а вокруг них вращались зеленые буквы. Между нами и ими стоял Голф, и я хотел крикнуть, чтобы он убрался с дороги. Но, как только они прошли сквозь него, я позабыл его имя.
Теперь к нам плыло пять покрытых цветами тел. Но ведь их с самого начала было пять, с чего вдруг я так потрясен и охвачен ужасом?
Масло в моей железной руке закипело. Я метнул молнию в ближайшее тело. Когда из него посыпались буквы, мы спрятались за деревьями.
Отовсюду появлялись все новые силуэты.
Пока я метал в них молнии, Аспария подожгла мертвый куст. Она зажигала от него деревянные стрелы и пускала в покрытые цветами тела.
Как я и ожидал, ее стрелы всего лишь превратили их в пылающие, покрытые цветами тела. Ее огонь годился для приготовления еды. А мой мог зажечь солнце.
Тела поднимались над мертвыми деревьями, а затем обрушивались на нас. Я превращал их в уголь своим громом, и буквы летели вниз.
Мы нырнули за деревья и валуны. Буква ударила Бориса по голове, но он ничего не заметил. Я не увидел в нем никаких изменений.
Аспария продолжала пускать стрелы. Они красиво разлетались с объятыми пламенем наконечниками. Когда я снова раскрыл
