Испивший тьмы - Замиль Ахтар
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Алия ахнула почти неслышно.
– Ты не сказал матери?
– Сказал, когда в следующий раз ее увидел. Но священник пообещал ей рай, и она не стала слушать мои слова. По сей день не знаю – она просто мне не поверила или видела во мне своего рода… жертву, приносимую, чтобы заполучить домик рядом с Архангелом. Я любил ее, как сын любит мать, а быть может, и больше, но все же для нее я был просто еще одной вещью, за которую можно купить себе рай.
Мне больше нечего было добавить. Алия поставила свою кружку, взяла меня за руку и прижалась ко мне:
– Спасибо, что доверился. Что бы ты ни чувствовал… Я помогу тебе с этим справиться. – Она сжала мою руку. – Не надо страдать в одиночестве, ведь это ведет к отчаянию.
Я тоже хотел помочь своей матери. Я отчаянно хотел ей помочь. И не мог отвергнуть Алию, как эта женщина когда-то отвергла меня.
– Ты права.
Я допил жинжу и держал руку жены, пока не уснул на ее плече.
Мы еще несколько дней шли маршем на север. Дни становились все холоднее, а ночи темнее. Однажды, когда ветер гневно бился о стены шатра, среди ночи меня разбудил Антонио.
– Ты должен кое-что увидеть, – сказал он.
Я потер заспанные глаза, поднялся и вышел из шатра.
В низком небе мерцала туманная звезда. Имперские паладины ходили от шатра к шатру и будили друг друга, чтобы все могли лицезреть чудо. Гимны, славящие Архангела, становились оглушительными, как хор цикад.
Мы отдали Иону аппарат для туманной звезды, так что это послание могло быть только от него. Одно и то же повторялось снова и снова, явно чтобы предупредить всех нас, идущих на север:
Червивая гниль.
Червивая гниль.
Червивая гниль.
17. Михей
Когда ночное небо рассек тонкий хлыст рассвета, наш отряд отправился в путь. Подъем в гору оказался сложным, особенно учитывая ветер, дувший прямо в закутанные шерстяными шалями лица. Мы везли с собой все необходимое: уютные меха, острые клинки, кожаные сапоги, набитые войлоком, а также сухари и соленую говядину.
Аспария ехала впереди. Кроме меня, она взяла еще четверых татуированных мужчин, считавших себя крепкими и сильными. Вскоре стало ясно, что побеждать Падшего ангела они не собирались, но должны были убедиться, что это сделаю я.
– У тебя миленькая женушка, – сказал один из них, Видар, с собранными в хвост волосами и голубыми глазами. – Как думаешь, каган отдаст ее мне, если как следует попрошу?
Я проигнорировал насмешку. Когда закат окрасил небо красным, мы остановились на ночлег и теперь сидели у входа в пещеру возле костра, сложенного из конского навоза. Горный рельеф был непростым: большинство троп вели к тупикам или скалам. Но мои спутники точно знали, куда идти и чего лучше избегать, а значит, не были чужаками ни в Пендуруме, ни среди горной цепи, ведущей к горе Дамав.
– Харл, ты ведь любишь маленьких и тощих? – сказал Видар человеку, рубившему дрова снаружи. – Как тебе его сын?
– Да я лучше трахну твою черепушку, – ответил рыжебородый Харл между двумя взмахами топора.
У него одного лицо было не худое.
Видар расхохотался, а за ним и Харл. Третий, которого они называли Лысый Борис, несмотря на его длинные, заплетенные в косу темные волосы, равнодушно сидел у огня. Четвертый, Голф, все время молчал из-за отрезанного языка и обращал на нас мало внимания, отрешенно сидя в стороне.
Аспария тем временем смазывала наконечник стрелы оленьим жиром, нервно постукивая ногой и не сводя с меня взгляда оливковых глаз. Она была одета так же, как мужчины: кожаные сапоги до колена и объемный меховой плащ с непомерно большим поясом, под которым скрывалось множество кинжалов. Свои темные, блестящие от масла волосы она уложила в некое подобие короны.
– Твои насмешки не пробивают его железные стены, – заметила она. – Обычно легкие подергивания то тут, то там выдают, что человек сдерживает гнев. А он совершенно спокоен. Ему действительно плевать на то, что вы, унылые уроды, думаете.
– Не важно, что он чувствует, – отозвался Видар. – Если он помрет (а он помрет), я попрошу твоего мужа отдать мне его жену.
– Если он помрет, значит, сначала придется помереть тебе, – язвительно усмехнулась Аспария. – А если даже ты каким-то чудом уцелеешь, с чего Круму отдавать тебе такую хорошенькую девку? Вы вдруг стали закадычными друзьями?
– Конечно, мы друзья. Нас связывают… мужские дела, которые я не стану обсуждать с женщиной.
– Мужские дела? Ты позволил совать их себе в зад? – Пронзительный смех Аспарии отразился от стен пещеры.
Видар сплюнул.
– А твой зад насколько широк? Сколько мужей у тебя уже было? Три, верно? Я потерял счет.
– Не моя вина, что они хотели убивать друг друга. Да и ты оказался в выигрыше, когда я стала хатун.
– Не задавайся. В детстве ты воняла, как рыбья задница. Если теперь ты жена кагана, это не значит, что тебе не нужно напоминать, из какого дерьма мы оба выползли.
Значит, они старые друзья и приняли этот образ жизни, а не родились такими. Более того, они обсуждали личные дела и говорили по-крестейски.
Борис сказал им что-то на невыразительном рутенском. Аспария потерла запястья, как будто почувствовала себя неуютно.
В лагере воцарилась напряженная тишина. Приятная передышка. Я подогрел сухарь и начал грызть. Харл залил водой кусок сушеной говядины и разогрел в котелке на костре.
Они называли нас ягнятами, но сами оказались не лучше. Ягнята в волчьих шкурах все
