Маленький памятник эпохе прозы - Екатерина Александровна Шпиллер

– Как что? Процветающая Россия, изо всех сил догоняющая Запад по технологиям и вылезающая с помощью капитализма в развитый мир. Я правильно рассуждаю? – улыбалась я. Но Поля оставалась серьёзной.

– Нет. Получается кое-что другое. Я тогда просто не родилась бы.

– Почему?

– Потому что мои родители не встретились бы никогда. Папин дед был кузнецом в деревне, у него – пятеро ртов, о каком высшем образовании могла идти речь? Тем более – в столице, а они жили почти на Урале! А мама из московских мещан. Вероятность знакомства мамы и папы была бы сведена к нулю.

– Если бы ты вовремя интересовалась фантастикой, то давно знала бы про эффект бабочки, – съязвила я.

– Да знаю я про этот эффект! – махнула рукой Поля. – Очень красиво и слишком метафорично, чтобы применить к чьей-то конкретной жизни. А вот тебе конкретика: я. Меня бы не было. Значит, не в моих интересах отменять революцию, – печально закончила подруга.

– Хм. А перед тобой реально встал такой выбор? Ты сконструировала Делориан и поэтому так убийственно серьёзно отказываешься отменять октябрь семнадцатого года и оставить Ленина с носом? – мы обе заржали.

Нам было хорошо вместе.

– Надо чаще встречаться! – говорили мы друг другу всякий раз, прощаясь и обнимаясь.

Регулярно виделась с Верой. Мы либо гуляли с посиделками в кафе, либо ходили на выставки и в музеи, куда она нередко брала Виталика, уже заканчивающего младшую школу. Мальчишка сильно вытянулся и стал ужасно похож на мать!

– Я бы не узнала его нынешнего, потому что помню прежнего! – ахнула я, когда на нашу «музейную» вылазку подруга впервые привела смущающегося Виталика. Вера нежно обняла сына:

– Представляешь? То вылитый папенька его, то бабуля, теперь настал мой черёд. Интересно, что будет дальше.

– Ну, варианты-то ограничены.

Болтая, мы зашли в музей имени Пушкина: Вера сочла, что для начала он самый подходящий для ребёнка.

– Это и мой первый музей. Память на всю жизнь! – улыбалась Вера.

– И мой тоже. Потом Третьяковка.

– Вот в следующий раз поведу туда! Ты с нами?

– А как же!

Вера продолжала писать, хотя говорила об этом неохотно. Я тормошила её, меня разрывало любопытство и хотелось почитать!

– Уже почти роман по объёму.

– Ого! Скоро закончишь?

– Не знаю, – она насупилась.

– Есть хоть малейшие шансы, что дашь почитать? – я умоляюще сложила руки и сделала жалобное личико, но Вера не поддавалась.

– Пока никаких – твёрдо и жёстко, как отрезала. – Вижу, что-то не так. Сыро! Не нравится пока. Когда пишу, нравится, перечитываю – не то!

– Может, ты чересчур к себе придираешься? Работаешь, как встарь, колдуешь над каждым словом. Вон у нас в журнале тётки пишут по рассказику в день – чаще всего всё идёт в печать, потому что читателя надо развлекать. Даже, как говорится, левой задней у них получается удобоваримо и вполне читаемо.

– Да читаю я эти опусы, – насмешливо заметила Вера. – Для журнала-однодневки сгодится. Но ведь это не литература!

– Конечно, – согласилась я. – В таком случае, от тебя ожидается шедевр, – в моих словах не было никакого подвоха, я верила в то, что Вера пишет нечто эпохальное. – Ты так тщательно и медленно работаешь, а писать умеешь, я знаю. Значит… Вер, я хочу быть первой… ну, в крайнем случае, второй, кто прочитает, когда ты закончишь. Хочу этим городиться и хвастаться!

– Ты будешь первой, – пообещала Вера. – Твоему вкусу я доверяю. Кроме того, в сюжете немало про твоих сверстников… ты поправишь, в случае чего.

– Сегодня март девяносто седьмого года! – торжественно как бы объявила я несуществующей толпе – мы прогуливались в центре по скверу, март был ещё прохладный и зябкий, вечерело, и никого вокруг не было. – Запомните эту дату, товарищи! Именно мне обещали дать на чтение первый гениальный роман великой писательницы конца второго тысячелетия Веры Леоновой! Запомните это имя – после прочтения её произведения вы забудете все остальные имена, даже такие, как Лев Николаевич Толстой.

Вера засмеялась.

– Прекрати, ненормальная!

Однажды я осторожно, очень осторожно (памятуя свой бездарный разговор с Полей, когда пришлось извиняться) поинтересовалась, почему у неё нет отношений, неужели она не скучает по любви?

– Не скучаю. Наелась – во, – ребром ладони Вера провела себе по горлу. – У меня есть Виталик, мама, есть работа и моя писанина. И куда я впишу болвана в штанах, его вставить некуда, временная сетка забита под завязку.

– Почему сразу «болвана»? – пожала я плечами. – Будто прям все болваны.

– В большинстве своём, – убеждённо произнесла подруга. Ничтожества… Знаешь, что я поняла к середине жизни? Когда много чего есть замечательного, нужного, интересного, потребность в этих самых отношениях как-то отпадает, что ли.

– Отпадает потребность в любви?

– Почему же в любви? Я наполнена любовью по макушечку: к сыну, к маме, к нашему дому… к тебе, к своему роману. Мне любви хватает, да я просто купаюсь в ней!

– Ты прекрасно понимаешь разницу.

Вера покачала головой и усмехнулась.

– Если ты про физиологию, то это никакая не проблема – ты тоже понимаешь, о чём я. Если про чувства, пойми ты, услышь: в моей жизни огромное количество чувств, мыслей и ощущений. Мне совершенно не требуется допинг в виде интрижки, которая неизвестно какой бедой может закончиться. Вот, к примеру, твоя история… – я вздрогнула. Надо помнить, что Вера понятия не имела, кто был героем моего романа. Вера, не подозревая, общалась с ним почти каждый день. – Думаешь, я смогу когда-нибудь забыть твой вид, чёрное лицо, твоё исчезновение? Ты сильно была счастлива? Много тебе дал тот роман для души, для ума или чего ещё? Сколько лет жизни у тебя тогда отнял твой любимый болван – уверена, что болван! Ну, скажи честно!

Что я могла сказать? Конечно, кое-что могла. Например, о том, что меня тоже в данный момент жизни мало интересуют мужчины, у меня градус флирта на нуле, но лишь потому, что из головы никак не уходит паразит Мишка. Если речь заходит о любви, если я читаю про неё в книге или вижу в кино, то всё моё нутро орёт дурниной «Мишка! Мишка! Мишка!!!».

И это не проходит. Поутихло немножко, если не бередить. И ведь подпитывается, сука, тем, что орёт: «Это у нас взаимно!» Откуда я знаю? Да от Веры, бесхитростно выкладывающей новости с радиостанции, в том числе про него:

– С Михаилом фигня творится! Началось примерно тогда, когда ты ушла. Злой, как собака! То орёт на всех не по делу, то вдруг сидит у себя жутко понурый, будто у него горе какое-то случилось. Как подменили! Когда Ленка, жена его, родила дочку, у него даже ни грамма радости не было, представляешь? Его поздравляют, тащат подарки, шарики, шампусик открыли, а он, как деревяшка с глазами механически буркает «Спасибо. Спасибо. Спасибо». И всё-то из него клещами тянем