Поэзия Африки - Антология

Смерть на рассвете

Перевод А. Ибрагимова

Путник, в путь выходина рассвете. И босыми ногами топчивлажную, словно нос у собаки, траву.

Пусть утренняя заря задувает лампады. Смотри,как солнце проходится легкой кистью по небуи ноги — обутые в вату — спешатранних червей рассекатьмотыгой. Тени уже не таят в глубинесумерек смерти и грустной усталости.Это мерцание мягкое и отползающий мрак.Пляшущее ликованье и страхза беспомощный день. Обремененные грузами,безликие толпы ползут —будить безмолвные рынки. Немые, поспешныешествия на темно-серых дорогах. И вдруг —холод по телу. Погибодинокий трубач зари.Белых перьев каскады. Увы,напрасная жертва. Кругом продолжалсямрачный обряд.Правой ногою — к счастью, левой — к беде.«О сын, — умоляет мать, —никогда не ходипо голодным дорогам».

Путник, в путь выходина рассвете.Обещаю тебе чудесасвященного часа.Знаменья в хлопанье крыл.Злая расправа… Кто выдержит гнев человека,шествующего вперед?

О мой брат, мой двойник,безмолвствующий в объятияхсвоих откровений, неужтоэтот лик искривленный — я?

Реквием

Перевод А. Ибрагимова

Скользишь недвижно над прудом недвижным,что бережно хранит твой робкий след.Там, где на корточки присела тьма, —белеют крылья.Твоя любовь — как паутина.

Ты слышишь ветра похоронный плач?Настал ученья час. Учи менябезбольному распаду в страннойтревожности.Печаль — как сумерки, целующие землю.

Не стану высекать подушку —вдали от облаков — для ложа твоего.Но — чудо! — ты растешь, едва прижмутебя к груди, израненной шипами.

Перелилась вся кровь твоя, до капли,в печаль, мерцающую в дымке дня,в вечернюю росу, что ручейкамибежит в корнях волос, где буйствуют желанья.О, жгучая тоска! Тоска! Палимый жаждой,пушинки слез твоих глотаю. Будьиспепеляющим печальным ветром,я влагой напою тебя,как дождь.

Соединим — ладонь к ладони — руки,и тонкий слой земли меж ними вскормитнесчастного найденыша любви.Беззвучный шепот выманил тебятуда, где мы, бывало,сидели вместе,соединив — ладонь к ладони — руки.Сидел я в ожиданье одиноком.Сквозь пальцы сеялась земля.

Мне приходить к могильному холму,следить за единеньем тайным.Когда-нибудь прививокродитпечальные плоды.

Мне лить сухие слезынад камнем, знаменующим безмолвьеприрученной решимости.Мне приходить к могильному холму,пока не станут прахом и надежды;я вижу болью сердца, как термитыкопаются во внутренностях белых,как сохнут муравьив сетях извилин мозга.

Так что ж, резвитесь там, где головалежит обритая. Берите все.Скачите, кувыркайтесь, стражи смерти,по глине, поглотившей лоск волос.Я знаю этот холм, что самочиннозахвачен сорняками. Здесьмогильница ее тревог и опасений.

Ту чашу, что я нес, верни ее,тогда тоска сраститотторженную ветвь.

Ту землю, что я сыплюна крик души твоей, — лелей ее:Она познала преклоненье плуга.И чтоб не опалять дыханьем — помни,что этот воздух закален, как сталь,в неистовых каденциях огня.

Отнюдь не Феникс я. Смиреньепред очистительным ее пыланьем —вот завещанье урны.Но раскаляющий не молкнет реви лужи солнца плещутся в печах,где выплавлена бронза тела.

Прикосновенье к пальцам жизнидарует кратковременный покой,обманчивый, как единеньепросеянной муки.

Так будь недвижна. Если эта чашараздавит хрупкость рук твоих,не воздвигай гробниц и прах рассыпьпо собственной тропе.

Мерещится мне дождь

Перевод А. Ибрагимова

Мерещится мне дождь,который от иссохнувшего нёбаотслаивает языки,отяжеленные познаньем.

Я видел, как золавзметнулась облаком внезапным.Потом осела серым кругом. Посреди —кружился дух смятенный.

Пускай струится дождь,с души смывая путы,что вяжут непонятною тоскойи учат чистоте печали.

Как он сечетпрозрачность, окрыленную желаньем,и в огненной купели опаляетстремления, окутанные мглой!

О тростники дождя,дарующие щедрый урожай, —с моей землей спрягаясь,вы обнажаете осколки скал.

Пора спелости

Перевод А. Ибрагимова

Ржавчина — это спелость, ржавчинаи поникший плюмаж колосьев.Пыльца — это время спаривания, когда ласточкивыплетают танецоперенных стрели нанизывают высокие стеблина крылатые струи света. И мы,мы с упоением слушаемслитные речи ветров, слушаемстоны в полях, где листьяостры, как бамбуковые лучинки.

И вот уже мы, амбарщики,ожидаем ржавчины, чертимдлинные тени, окуриваемсухие крыши. Груженые стеблиторжествуют над гибелью завязи —мы ожидаемисполнения обещания ржавчины.

Посвящается Мардж, негритянской певице

Нью-Йорк

Перевод Андрея Сергеева

Холодный безучастный виноградПророс в ночи;Глубоко отозвался

Во вскрытых венах осени твой голос,Соединивший воедино голосаЛюдей, друг другу чуждых,

Топчущихся в страхеНа улицах, протоках темного вина,Подрагивающего в ярких вспышках света, —

Тебе ли спрашивать, богиня,Каков сегодня вкус вина?Он черен,

Он черен, как рубцы глубоких ран,Как обещанья новых бессловесных мукИ мутного разлива беззаконья.

Твой голос — одинокий вестникВо тьме, струящий безразличное вино.

Первые седые волоски

Перевод Андрея Сергеева

Предгрозовые тучи, космы адской сажи,Непроницаемый для пальцев света битумНа голове моей — глядите, сэр, — пока…

Впезапно, как ростки пшеницы за дождем,Как вспышки молнии с москитный хоботок,Как лихорадочный трезвон цикад на солнце, —

Три белых волоска! Три робких чужеземца,Пронзили чашу черную, как змеи, вьются,Заметные лишь в лупу, но потом — потом

Они захватят все! Так что ж, спеши, зимаДешевой мудрости, лови в силки почета,Вяжи ночной колпак в заплесневелых блестках!

Посвящается Мореми

В 1963 году

Перевод Андрея Сергеева

Земля не знает ужаса стропил:Стропила рухнут, испугав геккона[305],И треснет глинобитный пол, а брусья,

Изведав в почве смерть, найдут в ней жизнь, —Как погребенный в поле клубень ямса,Как корни баобаба, как огонь.

И воздух не предаст тебя. Как пальма,Клонись в грозу, по помни, что топор,Губя леса, дает дорогу белкам.

Будь вечной, словно темная трясина;Пусть ливни, а не пятки чужеземцаОставят на тебе свой влажный след.

В полдневный зной себя укутай тенью,А ночью не страшись нагих небес.От перца изогнется твой язык,

Как скорпионов хвост, — ужаль опасность,Но с голубем не бойся ворковатьИ на губах храни росу рассвета.

Вооружись колючками, как роза,Дитя, надень, как дерево, бронюИ знай, что плоть твоя должна струиться,

Как пальмовое масло, как вино,Не иссякая, чтоб в твоем потомствеМы пили мед и молоко земли,

Опять прельстясь Адамовым ребром,Пей мед сама, наполнись им, как соты, —Ты горечи хлебнешь еще, дитя.

Зардевшись сердцем, помни: белый мелОставит на тебе следы позора.С восходом солнца ощути на коже

Соленый вкус спасительного пота,Чтоб завтра не умыться солью слез.И чистый дождь прими как дар богов,

И за него воздай им плодородьем.В приливе чувств будь вольной, словно волны,И смысл придай безжизненным пескам.

ФРЭНК АБИОДУН ЭГ-ИМУКХЕДЕ[306]